другой — стрижка короче, улыбка шире. Плечи расслаблены, взгляд устремлен в мечты. На нем худи и футболки со смешными принтами, драные джинсы и кеды. На нескольких кадрах с самыми запредельными показателями активности он бережно и нежно обнимает стройную девчонку в кружевном черном платье и любуется ею, словно сокровищем или божеством.

Я запиваю обжигающую досаду кислым соком, барабаню поврежденным маникюром по пластику ноутбука и трясу головой.

Подумаешь: девчонка как девчонка. Таких — с вызывающим броским макияжем, в странной одежде и пирсингом в носу — у нас не любят и презрительно называют неформалками. Вернее, в Сосновом их нет как явления, а редкие уникумы Задонска сбиваются в стаи, не подпускают к себе посторонних, а после окончания школы уезжают в областной центр или в ту же Москву.

Я и подумать не могла, что Волкова тянет к депрессивным позеркам, но в эту он был по уши влюблен.

Он любил ее, это совершенно точно…

Я потрясена, разбита и выведена из равновесия — обхватываю себя слабыми руками и шумно дышу.

Но в просвет между шторами проникает яркий солнечный луч, я прищуриваюсь и вдруг икаю от озарения. Пусть он любил эту темную эльфийку, но в его взгляде на Ингу Бобкову нет даже сотой доли такого тепла!..

* * *

Глава 18

Мерзкий занудный дождь за кухонным окном созвучен с моим настроением — я не выспалась, приготовленная мамой еда не лезет в глотку, болит голова, а пальцы дрожат.

Вина, словно вирус, разрастается и курсирует по телу, все сильнее усугубляя мою разбитость.

Я вижу свои опухшие темные глаза в отражении обеденного стола, но прихорашиваться не тянет — я бы предпочла незамеченной просочиться в класс, без происшествий добраться до парты, до конца занятий прилипнуть к стулу и не отсвечивать.

Закинув в сумку учебники и тетрадки, под горло застегиваю толстовку, прячу буйную шевелюру под капюшоном и вываливаюсь в темный коридор.

Я бодрюсь, умоляю себя собраться, натягиваю резиновую улыбку и повыше вздергиваю нос, но снаружи раздается стук соседской калитки и тихие шаги, и сердце ухает в пятки.

Это точно Волков — мои чувства так обострены, что теперь я, кажется, обречена улавливать его присутствие даже с расстояния нескольких метров.

Изучив его страницу, я словно стала к нему еще ближе — ведь я тоже люблю запустение и одиночество, монохромные фото и тот самый злой рэп, правда, слушаю его в наушниках и только у себя в комнате. Но в реальности между нами миллионы световых лет — Волков никогда не посвятит меня в тайны прошлого и не обнимет, как ту странную девушку или хотя бы как Ингу.

Всю ночь, морщась от ядовитого лунного света, я комкала подушку и сворачивала в узлы одеяло, но на заре тревога и безысходность ослабили хватку, и меня одолела навязчивая, азартная, дурацкая идея. Стараниями Брунгильды Бобковы, как малоимущие, каждое лето получают путевки в санаторий и отдыхают там всей семьей.

Когда Инга уедет, Ване нечем будет заняться, значит, у меня остается пусть призрачный, но все же шанс помириться с ним и наладить контакт.

Я бы с превеликой радостью выскочила на улицу, нагнала Волкова и попросила прощения, но тогда распишусь под чистосердечным признанием в разгроме их теплицы, а я как огня боюсь его реакции. Да и верного Илюху подставлять никак нельзя.

* * *

День обещает быть сложным, присутствие в классе Вани станет для меня проверкой на прочность. Но, раз уж мы с Рюминым договорились до последнего идти в отказ, я обязана вести себя как обычно и стойко держать фасон.

Выждав пять минут, вытряхиваюсь под мелкую изморось — шепот миллионов капель оглушает, дождь приправил ароматы цветения запахами грибов и прибитой пыли, и от невнятных предчувствий и томления в груди хочется заорать. Илюха в точно условленное время выруливает из-за угла, и я в очередной раз поражаюсь его бесстрашию и пофигизму и тут же заряжаюсь ими.

— Лера! Лера-Лера-Лера! Выглядишь огненно! — искренне восторгается он, стискивает меня в объятиях, наводит камеру телефона и проводит традиционное краткое интервью о том, как прошли мои вечер и ночь.

— Отлично! Роман Геннадьевич раскошелился, снабдил нас бабками, и мама на радостях первым же рейсом рванула в Задонск — к тете Яне в салон. Кстати, я тоже поеду туда в понедельник. В смысле, не в салон, а в райцентр. На тестирование для самых умных!

— Уже в этот понедельник? — Илюха чертыхается. — Так занятия же. Как ты собираешься показать всем им кузькину мать без группы поддержки?

— Я уверена в себе как никогда, — я кокетливо хлопаю ресницами и оттопыриваю нижнюю губу. — Мне нет равных. К тому же там есть квота на гарантированное зачисление. А другим желающим записаться на тестирование мы быстро отобьем охоту, так ведь?

Я приветливо улыбаюсь в камеру, но отчаянно трушу перед уготованной мне Волковым неизвестностью. Висну на отставленном локте Илюхи, а в черепе хаотично вращаются взбесившиеся шестеренки. Если Волков не сдал нас полиции, значит, в хорошем смысле пожалел — я даже готова признать, что он справедливый. Он умеет видеть суть человека, может, он и сейчас поймет, что я раскаялась и больше не собираюсь их доставать?..

Ваня в окружении ребят тусуется у школьного крыльца, но я не сразу его узнаю — он опять изменил привычному строгому образу и надел одно из тех мрачных худи с ломаными линиями кардиограммы на груди. Опустив голову, я стремительно пробираюсь сквозь толпу и настойчиво тащу Рюмина за собой, но Илюха намеренно забирает вправо и со всего маху налетает на Волкова плечом.

Отшатнувшись, тот оборачивается, и в черных глазах мгновенно вспыхивает ярость.

Присутствующие как по команде замолкают, лишь сдуревшая чайка вопит вдалеке над большой, тяжко вздыхающей водой.

— Че вылупился? — огрызается Илюха, и Волков хмуро и пристально всматривается в его лицо:

— Извиниться ни за что не хочешь, Рюмин?

— Например, Волков? Если тебе что-то привиделось, надо было сразу вызывать ментов, но ты побежал жаловаться мамочке. А теперь слово к делу не пришьешь, ведь так?

— Мать мою и благодари, — Волков прищуривается, но говорит все так же размеренно и четко. — Это она попросила не портить тебе жизнь.

— Ого!.. А, может, и отблагодарю… — Илюха стряхивает меня со своего локтя, встает перед Волковым и мерзко скалится: — Она все еще принимает у себя мужиков,