Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рыцарь крепко держался за гриву приятеля, ощущая, как в его доспехах свистит ветер, создавая поверхностный гуд.
Когда они приземлились были почти сумерки, лес вокруг походил на неприступные защитные стены, впитавшие в себя всю густоту закатной тени. Рыцарь устало скатился по скользкому чешуйчатому хвосту дракона, словно по детской горке, и с характерным металлическим позвякиванием плюхнулся прямо в куст ежевики. Дракон хихикнул, встряхнув помятые косицы перьев на хвосте.
– Теперь нам точно придется спасать дамочку из замурованных стен. – заметил Дракон. – Я даже готов выступить «неминуемым злом», чтобы найти нам укрытие хотя бы на время.
– Неужели проголодался? – съязвил Симуран, растирая ушибленные локти. – Надо сначала подумать. У нас итак проблем полно. Не хочу вляпаться в еще какую-нибудь небылицу.
– У нас нет выхода, друг мой. Или принцесса, или прозябание под открытым небо. Твой камешек на шее не оценит этот маневр, и тогда нас ждут разборки с его настоящим владельцем. Нам нужно укрытие.
Рыцарь недовольно поморщился, нервно расчесывая бороду и шею. Мысль, что его ищет разъяренный владетель, тревожно ущипнула за край сознания.
– Дурацкий металл! Я весь чешусь от него.
– Аллергия?
– Бешенство. – буркнул Симуран и стал высвобождаться из тяжелых лат, стягивая с себя кирасу и пояс с ножнами75. – Мы займемся этим завтра, а сейчас нужно развести костер.
И с этими словами он размашисто приложил по широкой лапе Дракона тяжелой палицей76. Он сделал это не специально, просто мощная штука, крепящаяся к поясу его амуниции сорвалась резко и без предупреждения. Дракон икнул, и подражая танцу Ииля на пороге сеней, стал источать в сторону кустов короткие языки пламени вперемежку с непереводимыми кружевами фольклорных оперет.
– Ну, вот и погрелись… – оторопело проговорил Симуран, прячась за только что снятыми латами.
Ииль нырнул за дверь и часто дыша, продолжил наблюдать светящиеся силуэты на противоположной стене. Это игра теней и его воображения? Он спит? Почему эти видения его преследуют? Он отчаянно замотал головой, впечатываясь своим существом в шершавую глиняную стену. Через несколько секунд он перестал слышать внешние звуки, а уши наполнил размеренный стук его собственного сердца. Ииль с опаской посмотрел на сумеречные сени, на растертые следы чьих-то сапог на прогнивших половицах и на обвалившийся фасад глиняной стены летней времянки77 при входе в дом. Все было, как и прежде. Силуэты пропали, но осталось смутное тревожное чувство надвигающегося коллапса.
Ииль снова помотал головой, пряча лицо в ладонях и в следующую секунду залетел в дом, нырнул в уцелевшую нишу подпечника и там долго думал о символизме, привязанностях и предназначении. Поздно вечером он дошел до своей лежанки в углу топчана, где еще несколько часов кряду переругивался с мышами, которые так и норовили устроить маскарад прямо на его спальном месте. Он чувствовал себя абсолютно подавленным и уставшим. Отчего-то его затертая шерстяная душа стала ждать исполнения худшего в этом мире. Это же чувство сопровождало его в тот день, когда он повстречал Ворсиху. Угроза нависла над ним едва ощутимой хмарью острого холода, чуждого самым свирепым зимам.Время собирать камни? Тяжелые мысли роились в его голове до самого утра, пока он не забылся прерывистым сном, вытащив из сундука шапку, о которой забыл хозяин. Как, собственно, и о самом Ииле.
Вслед за странными видениями Ииль стал страдать от кучки шумных подростков. Последние несколько недель они повадились приходить в покинутый дом без приглашения, внося в его мир хаос и неразбериху. Они доламывали уцелевшее, отдирали не отвалившееся и постоянно на повторе крутили в своих дурацких коробочках со звуками какофонию несуразных, резких воплей какого-то шибко популярного исполнителя. А еще они пили противные напитки, от которых Ииля воротило, и он аж синел от чувства отвращения, забираясь в темный угол подпечника, чтобы переждать их визит. Почему-то он не желал пугать пришельцев или применять какие-то иные методы.
Ему на короткий миг захотелось видеть здесь кого-то живого с незапятнанной намертво историей рода. Он молча наблюдал за ними, изучал их поведение, запоминал лица. И тонул в непроходящей тоске по хозяину. Наверное, в прошлых жизнях он был собакой.
Пока визитеры дарили ему возможность лицезреть новые для него картины форм самовыражения, мыслей и взглядов, он прощал им вандализм и иные разрушительные действия на теле дома. Но длилось это недолго.
Однажды вечером кто-то из компании попытался вытащить хозяйский сундук с запрятанными в нем сокровищами бывших владельцев в центр гостиной с намерением вскрыть старый артефакт. Ииль не мог этого допустить, а потому впервые применил к ним свои способности, наслав морок присутствия, активно ронял кусочки битых кирпичей на полуразрушенной печке. Они громко и отрывисто сыпались на деревянный пол, засыпанный осенним мусором. Эти манипуляции произвели на визитеров нужный эффект, и они оставили дом в покое на долгих пять дней. После чего вернулись с увеличившимся количеством участников, которые пожелали увидеть нечто необъяснимое. Но Ииль был не настроен давать концерты на бис, потому терпеливо изучил новых участников, дождался, когда они нарезвятся в свое удовольствие в зале и на скамейках, а после проложил дорожку мокрых следов вдоль стены отделяющей хозяйские спальни. Все внимание компании было приковано к волшебному видению. Кто-то шутил, кто-то делал фото, но страх никто не испытывал, а потому Ииль снисходительно смотрел на них из-за разбитого плафона на люстре и качал головой. Он был преисполнен чувством пустоты, которая заполняла все его существо, а потому жалкие попытки вызвать ужас в незваных гостях были лишь экспериментом, чтобы почувствовать себя лучше, приземленнее, ощутимее.
Глава 6. Пророчества
Когда они вновь перевалились через истерзанный временем порог с шумом, восклицаниями и громким хохотом, он мирно дремал свернувшись калачиком в затертой хозяйской шапке. Натянув до самого подбородка прямоугольный лоскут пестрой скатерти, он и помыслить не мог, что этим хмурым утром в его пустой обители окажется кто-то посторонний. Скрип старых, запачканных осенней грязью половиц плачущим эхом отразился в самом дальнем углу стылого помещения.
Кто-то выругался в необитаемой, маленькой кухне у печи, а другой голос поддержал его шуткой о неуклюжести. Следом послышался грохот тяжелой задвижки, которая когда-то регулировала тягу в печной трубе, и камнепад на деревянный пол частой дробью оповестил дом о последней перечеркнутой точке в сердце этого строения. Новая волна хохота и лязг. Ежесекундный лязг. Они забавляются следами минувшего века.
Он испуганно замер в своем импровизированном логове, застигнутый внезапностью и бесцеремонностью посетителей. Остатки сна