сомнения плодотворнее. Несмотря, однако, на все это Остроградский с честью совершил свою ученую карьеру и занял высокое место между современными математиками».

Сохранилось множество воспоминаний о том, каким профессором он был. Вот лишь некоторые из них.

Генерал от инфантерии Людвиг Дракке в воспоминаниях о кадетском корпусе писал: «одноглазый и весьма тучный Остроградский, приезжавший в корпус обыкновенно на публичные экзамены и наводивший страх на нас – кадет – в большинстве, плохих математиков».

Академик Алексей Крылов писал: «Мой отец с 1842 г. до 1850 учился в Первом кадетском корпусе, после чего до 1857 г. служил в артиллерии. Он хорошо помнил Остроградского по его посещениям корпуса и присутствию на уроках, причем Остроградский сам спрашивал кадет.

Раз и моему отцу пришлось отвечать Остроградскому. Был урок геометрии. Входит Остроградский, задаёт стоящему у доски кадету ряд вопросов, тот отвечает очень плохо или молчит.

– Кто у вас тут посильнее?

Кадеты отвечают:

– Крылов, ваше превосходительство; он у нас силач.

– Выходи, Крылов, поборемся, – и, встав во весь свой громадный рост, как бы в позу борца, стал задавать вопросы; остался доволен ответами:

– Вижу, ты молодчина: садись, да смотри, учись хорошенько».

«Имея весёлый нрав, он любил нередко пошутить и со своими слушателями, перемежая свои лекции и беседы общими рассуждениями о предметах, не относящихся к избранной теме. Ученым занятиям он предавался порывами, нередко оставляя их на более или менее продолжительное время», – говорится в словаре А. Половцова.

Деятельность академика Остроградского не могла пройти мимо Николая I.

Государь несколько раз инкогнито посещал его лекции и решил пригласить этого яркого малоросса к воспитанию своих сыновей. И Александр II, и все три его брата учились математике у Остроградского. Великий князь Константин Константинович подчёркивал, что и его отец, и его дяди получили у Михаила Васильевича прекрасную математическую подготовку.

Там и произошло знакомство с поэтом Василием Жуковским, а тот, в свою очередь, свел их с Тарасом Шевченко.

Крепостной Энгельгардтов начал беседу с полтавским помещиком с того, что предложил освободить мужиков. Остроградский обещал «непременно это сделать» и в 1837 году, и двадцатью годами позже. Но выполнил обещание академика не сам ученый, а его ученик Александр II своим манифестом 1861 года.

Однако несмотря на такой «наезд», у них установились теплые отношения. Шевченко писал в 1858 году:

«От И. Д. Старова поехали мы с Семеном (С. С. Гулак-Артемовский, тенор Императорских театров, автор оперы «Запорожец за Дунаем» – прим, ред.) к М. В. Остроградскому. Великий математик принял меня с распростёртыми объятиями как земляка и как надолго отлучившегося куда-то своего семьянина. Спасибо ему. Остроградский с семейством едет на лето в Малороссию, пригласил бы, говорит, и Семена с собою, но боится, что в Полтавской губернии сала не хватит на его продовольствие».

Когда Тарас Григорьевич умирал, Остроградский не отходил от его постели.

Остроградский говорил по-русски с изрядным полтавским акцентом, который сохранялся всю его жизнь. Он был из тех людей, которые почти не усваивают норм произношения другого диалекта или иностранного языка, поскольку не слышат разницы между тем, как говорят они, и как говорит носитель языка. Писал по-французски он хорошо, а говорил хоть и свободно, но, скорее всего, с таким же акцентом, как и по-русски.

Сын Остроградского Виктор в своих воспоминаниях описал один забавный случай. Когда великий математик встретил свою старенькую тетушку, та, услышав его неизменный малороссийский акцент, с досадой заметила: «Ах, Миша, Миша… и чему ты научился в Париже. Ты даже по-русски хорошо не выучился как следует говорить».

Каждое лето из Петербурга Остроградский ездил в свои владения. Сначала сам, потом с женой и детьми. Там он на глазах своих мужиков купался в речке нагишом и распугивал своим видом девок и ребятишек.

К концу жизни он пересмотрел свои атеистические убеждения и увлекся мистикой. Профессор Николай Жуковский так характеризовал его поздние философские взгляды: «Заимствовав в центре учёного мира свои глубокие познания, М. В. остался по характеру тем же хохлом, каким был его отец. Может быть, влияние французских мыслителей сказалось несколько в его внутреннем миросозерцании, но под конец жизни влияние это сгладилось».

Остроградский обладал крепким здоровьем, редко болел и свободно переносил резкие температурные и климатические перемены. В петербургском климате он не кутался и ходил по лужам без галош. По выражению академика А. Н. Крылова, «крепости организма Михаила Васильевича мог позавидовать сам Тарас Бульба, ибо даже тогдашней септической хирургии и полу знахарской медицине понадобилось четыре месяца, чтобы свести его в могилу».

Лето 1861 г. Остроградский проводил в Полтавской губернии в селе Генераловка и много купался. Во время купания слуга брата заметил на его спине нарыв. Была произведена операция, после которой больной почувствовал некоторое облегчение и начал «рваться в Петербург, о котором твердил постоянно и прежде в самое трудное время», как говорится в записках лечившего академика врача Коляновского. Было решено ехать через Полтаву и Харьков, где можно было получить квалифицированную медицинскую консультацию.

Но до города, где он когда-то учился, академик не доехал. 20 декабря 1861 г. (1 января 1862 г.) Остроградский скончался в Полтаве и был погребен в Пашенном рядом с родителями.

Классик зарубежной литературы

Николай Васильевич Гоголь родился в непростом месте и в непростой семье. Причем в настолько непростой, что в пантеоне украинства ему места не нашлось. Не было среди его родни ни поротых на конюшне крепостных, ни «жертв российского империализма». А кто же был?

По отцу Николай Васильевич является потомком гетманов Петра Дорошенко и Ивана Скоропадского, а по матери – родственником александровского министра Трощинского, в чьей семье и работал многие годы отец писателя Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский. Это семейство было также роднёй будущего канцлера Кочубея и, стало быть, казнённого по доносу Мазепы судьи Василия Кочубея. Так что в родстве и свойстве у Гоголя была вся малороссийская знать со времен Хмельницкого, а то и ранее.

По прямой же линии в его родословной есть разночтения – дед Гоголя, поповский сын и секунд-майор Афанасий Демьянович писал: «Предки мои фамилией Гоголи, польской нации; прапрадед Андрей Гоголь был полковником могилевским, прадед Прокоп и дед Ян Гоголи были польские шляхтичи; из них дед по умертвии отца его Прокопа, оставя в Польше свои имения, вышел в российскую сторону и, оселясь уезда Лубенского в селе Кононовке, считался шляхтичем; отец мой Демьян, достигши училищ киевской академии (где и название по отцу его, Яну, принял Яновского), принял сан священнический и рукоположен до прихода в том же селе Кононовке».

Однако никакого Андрея Гоголя