В глазах Даши мелькнула растерянность, и Макаров, почувствовавший легкое злорадство, тут же выругал себя. Стоящая перед ним молодая женщина точно не была преступницей, и что это он вдруг так раздухарился ее подлавливать?

– И правда, – сказала она и провела рукой по лбу. – Как же я сразу про это не подумала! В каждом номере есть чайник. И в моем, и у Сэма тоже. Странно, это очень странно, потому что тогда я ничего не понимаю.

Она снова повернулась спиной, поднялась наконец по лестнице, позвенела ключами и скрылась в своем номере.

Успеет он покурить или нет? До окончания перерыва оставалось еще минут восемь, поэтому Макаров, ежась от висящей в воздухе влажности, все-таки выскочил во двор. Стараясь не высовываться из-под козырька, прикурил сигарету и с наслаждением затянулся.

Дождь все продолжался, правда, уже не ливень с ураганным ветром, а мелкая и оттого особенно противная морось. Немудрено, что дорогу размыло, ей-богу. И не уедешь отсюда теперь, даже в Переславль с его музеями утюгов и чайников не вырвешься. Хочешь не хочешь, а придется идти на тренировку дыхания, а после обеда разыгрывать какие-то дурацкие сценки. Вот ведь вляпался так вляпался, дай бог здоровья Игнату и его ненормальной Насте с ее внезапно открывшейся тягой к театральному искусству!

Сигарета кончилась, Макаров потушил ее в луже, пристроил в стоящую рядом со входом металлическую урну и потянулся, разминая мышцы. И все-таки зачем она так глупо соврала? Мысли его то и дело возвращались к Даше, которая почему-то волновала его гораздо больше, чем следовало. Пожалуй, к ней вполне можно было проявить сугубо мужской интерес, но если она врушка, то потом хлопот не оберешься. Вранье Макаров не переносил на физиологическом уровне.

Поежившись от сырости и не придя ни к какому выводу относительно возможных отношений с неуклюже врущей Дашей, он открыл дверь, шагнул в дом, встретивший его теплом и смесью умопомрачительных ароматов (видимо, Татьяна уже начала готовить обед), и замер, потому что под его сводами снова пронесся нечеловеческий крик, от громкости которого закладывало уши.

– А-а-а-а-а-а!!!!

Нет, либо родители этих ушлепков заткнут рты своим невоспитанным детям, либо он, Макаров, оттаскает их за уши!

Неожиданно он замер. На его глазах дети покинули дом и больше не возвращались. Они не могли быть источником страшного крика, который, кстати, повторился, а значит, кричал кто-то другой. Со стороны каминного зала вновь бежали люди, а в пролете лестницы появилась Даша. Вид у нее был безумный.

Краем сознания Макаров отметил, что она успела переодеть джинсы, которые теперь были синие и совершенно сухие. В глазах плескался ужас, который заставлял ее тяжело дышать. Вместе с сиплым дыханием изо рта вырывались бессвязные слова, которые никак не складывались в общую фразу.

– Там… Я зашла… Я хотела узнать… Что-то нужно… Сэм… Кофе… Дверь не заперта… Он не ответил… Он мертв…

Участники тренинга толпились внизу, напирая друг на друга. До Макарова внезапно дошел смысл сказанного. Одним прыжком он преодолел пространство, разделяющее его и лестницу, взлетел на два пролета, схватил за плечи трясущуюся, как в ознобе, Дашу.

– Тихо! Внятно скажи, что случилось.

От прикосновения его рук она на мгновение замерла, а потом словно вынырнула из накрывшей ее с головой волны безумия, посмотрела уже более осмысленно, перевела взгляд вниз, где толпились люди, и глубоко вздохнула.

– Сэм лежит в своем номере мертвый, – членораздельно, чуть ли не по слогам сказала она. – Его убили.

Желтый цвет резал глаза. Он был не однотонным, а как будто в крапинку – бордовые кляксы и точки, разбросанные по желтому полю. От крапинок рябило в глазах и немного кружилась голова. Немного подумав, Даша их закрыла.

Лежать было неудобно. Во-первых, мокро, во-вторых, довольно холодно, в-третьих, нос щекотала неизвестно откуда взявшаяся травинка. Даша снова открыла глаза, и теперь в поле ее зрения оказалось что-то красное, с зубчатыми краями. В прошлой жизни, кажется, это называлось кленовым листом.

По носу что-то потекло. Капля, сорвавшаяся с травы, в которой Даша, оказывается, лежала. Холодные мокрые джинсы отвратительно липли к ногам. Кажется, сегодня она уже переодевала их на сухие, облившись горячим кофе. А сейчас что случилось?

– Давайте-ка вставать, – сообщил голос с неба.

Даша скосила глаза, немного боясь, что с ней, недостойной, сейчас говорит Бог. Но у склонившегося мужского лица не было нимба, и вообще оно выглядело совсем обычно и, более того, знакомо.

– Вам помочь? – В мужском голосе не было ни капли участия, даже показного. – «Скорую», к сожалению, вызвать не могу, потому что дорогу размыло, и ей сюда не проехать. Держитесь.

Сильные руки подхватили Дашу под мышки и рывком поставили на ноги. Она с сомнением оглядела мокрые штаны, по которым текла вода. Впрочем, по лицу тоже. А, ну да… Дождь же. А почему она вообще оказалась под дождем, да еще лицом в мокрой траве? Упала? Ударили?

От слова «ударили» в голове что-то поехало вбок. Даша наклонилась и уперлась руками в мокрые коленки, потому что на нее вдруг напала тошнота. Да, точно, она выскочила на улицу, почувствовав, что ее вывернет прямо там, на лестнице деревянного дома, где она сообщила сбежавшимся гостям: Сэма убили.

Это его ударили, а не ее – ножом, и этот нож со странной ручкой торчал из груди Сэма как из индейки, которую подали к рождественскому столу. Только в индейке нож всегда смотрелся уютно и празднично, а в груди Сэма очень страшно.

От страха Даша завопила как безумная, выскочила из номера на лестницу. Словно сквозь вату она видела, как на ее крик сбегаются люди, и первым оказался тот, кто и сейчас стоял рядом с ней, без куртки и зонта под проливным дождем, поддерживая ее под локоть, чтобы она снова не упала.

Да, точно. Ей стало плохо после того, как она сказала, что Сэма убили, и она выскочила на улицу, побежала к клумбе, чувствуя – ее вот-вот стошнит, но не добежала, кажется, упала в обморок.

Ясность в мыслях разгоняла дурман, дурнота отступала. Для верности немного подышав открытым ртом, Даша выпрямилась и помотала головой, давая понять, что с ней все в порядке. От дома бежала хозяйка Татьяна, несла в руках стакан с водой – граненый, в тяжелом металлическом подстаканнике. В прошлый визит Сэма в Россию Даша исправно таскалась с ним по всем антикварным магазинам, потому что он был помешан на советских подстаканниках, говорил, что они напоминают ему детство. От мыслей про Сэма в голове опять что-то сдвинулось, но на этот раз несильно. Господи, кому он мог помешать?

Последний вопрос она задала вслух, поморщившись от того, какой жалкий у нее голос – тонкий, дрожащий.

– Так это как раз ясно. Тому, кто вовсе не горел желанием ворошить прошлое и вытаскивать на свет божий старые скелеты. Вчера вечером он рассказал трогательную историю, как ищет свою незаконнорожденную дочь, и уже ночью его убили. Когда вы видели его в последний раз?