На улице советского поэта Миши Дудина, в квартире 494, поселилась странная на первый взгляд троица: академик архитектуры Попов, русский писатель Куприн и австрийский живописец Густав.

Жили дружно, подозрительных знакомств не водили, в непристойных сношениях отмечены не были. Исправно оплачивали коммунальные расходы, при встрече с соседями благонамеренно кивали.

Академик совершал ежеутренние оздоровительные процедуры, а после, сверившись с расписанием, отправлялся на службу. С нареканием относился к безделью товарищей по жилплощади, но трепетно обоих любил, оттого и прощал им их несовершенства.

Художник и писатель вели более праздный образ жизни.

Густав вечно пребывал в поисках вдохновения, часто засиживался у окна за подсчетом уличных птиц. Просыпался раньше прочих, несмотря на то что в других вопросах был аморфен и неизменно ленив. Живописец был тучен, но имел огромный успех у женщин, детей побаивался, иных презирал. Благосклонность свою расточал исключительно на сожителей, ибо был на их содержании и других способов поддерживать свою тучность не имел.

Писатель был увлечен фотографией и совершенно не издавался. Ежедневно боролся с собой и желанием остаться в компании Густава, только бы не покидать милую сердцу квартиру. Но долг звал, и Куприн, прихватив тяжелую сумку, отправлялся сначала в небольшой магазинчик в центре двора, чтобы обзавестись коробочкой с новой пленкой, а затем разъезжал с извозчиком по каким-то только ему известным делам и щелкал затвором.

Академик Попов работал за широким столом. Ловко орудовал карандашом, возводил бумажные небоскребы, чертил дороги и перебрасывал мосты.

Коньяку предпочитал горячий чай с сахаром, новым друзьям — старых, мятые рубашки — обязательно к глаженым брюкам.

Утром совершал поход к почтовому ящику — справиться, нет ли новой корреспонденции.

Иногда приносил домой германское горячительное: пиво или сидр. Иной спирт в доме держали исключительно в оздоровительных целях и употребляли для компрессов.

Хотя новые знакомства академик заводил избирательно, с Густавом сразу же сошелся на предмет живописи в архитектуре и в умении поддерживать долгие сытные застолья.

Особенным уважением пользовались утренние беседы на предмет завтрака, что желают откушать и как должно быть подано.

Больше хорошего поджаристого куска вырезки друзья любили только друг друга.

Академик Попов подолгу засиживался в архитектурном бюро и домой часто попадал в десятом часу, Куприн же предпочитал не возвращаться в пустую квартиру, попросту не любил. От этого часами разъезжал по городу, ожидая назначенного времени.

С тех пор как к ним подселился Густав, все разом изменилось.

Последний не обременял себя рабочими вопросами и часто оставался дома один. Одиночества он не терпел и проводил дни в разгневанном ожидании, но становился неизменно ласков и приветлив, стоило кому-то из домочадцев появиться на пороге.

Куприн был рад встретить живую душу, вернувшись домой, Густав счастлив расстаться с одиночеством.

Каждый в течение дня предавался ритуалу занятости или старательно соблюдал подобающий вид, но неизменно каждый из троих ожидал вечера, чтобы встретиться за одним столом в небольшой квартире номер 494.

Забываю перезвонить маме.

Не люблю электричек и поездов. Часто езжу электричками и поездами.

Грущу.

Покупаю разноцветные заколки с крохотными бусинами и никогда их не надеваю.

Пишу короткие рассказы. Мечтаю написать роман.

Гуляю одна по Москве.

Пью кофе из картонных стаканчиков. Не пью чай.

Читаю стихи.

Записываю свой голос на диктофон и слушаю, как будто это говорит кто-то другой.

Люблю свои старые джинсы и кеды с порванным левым шнурком.

Вспоминаю родинку над губой, раньше она была, а теперь ее нет.

Пишу и не отправляю письма.

Собираю бумажные карточки с фотографиями и открытки.

Долго варю кукурузу.

У шоколадного зефира сначала съедаю глазурь, а потом уже середину.

Мне нравится, что я похожа на папу.

Люблю просыпаться рано, без будильника, и чтобы никуда не надо идти и впереди еще целый день.

Часто читаю плохие книги, реже хорошие.

Вспоминаю, как любила ходить босиком.

Перед сном думаю о том, что съем на завтрак.

Смеюсь.

Всегда забываю о варящемся кофе. Привычно отмываю его от плиты.

Очень люблю обнимать. И чтобы меня обнимали тоже, коты и люди.

Слушаю в наушниках песни.

Танцую, когда остаюсь одна.

Отправляю друзьям глупые картинки.

Задумываюсь о том, почему больше никто не говорит «туловище».

Ярко крашу губы.

Боюсь мотыльков, ночных бабочек и всех остальных насекомых.

Очень люблю шоколад.

Пеку высокие торты и почти никогда их не ем. Мне нравится угощать.

Звоню маме. Рассказываю, как прошел мой день.

Одни выключаются словно лампочки. Щелчок, свет гаснет. И темнота до первых сумерек.

Другие перегорают. Тоже все по щелчку, только с хрустом, с трещиной, чтобы в утиль и искать замену.

Бесчисленное полотно окон дома напротив моргает, тут и там гаснут люди. В каждом окне, за каждой неплотной шторой, за приоткрытой для сигаретного дыма форточкой чей-то свет настигает погибель.

Иногда в нашем городе отключают целые кварталы, и тогда мы все в темноте.

Часто человека больше не зажечь, бывали, конечно, случаи, разгорался погасший, но это так, агония, света не было.

Я не могу сказать, какое значение имеет время, но на часах 1:58, и мы не спим. Нет, мы не разговариваем, ничего такого, просто всем ясно, что сна не будет.

Через вентиляцию, окна и двери, точно не знаю откуда, к нам проникает музыка. Почти на повторе, бесконечный минус «не везет мне в смерти, повезет в любви», проигрыш и снова музыка под заученные слова.