Кард не был дураком, и самоубийцей тоже не был. Но деньги любил и терять их стабильный источник, естественно, не хотел.

– Уверен, – кивнул Март на полном серьезе. Помолчал и добавил: – Не хочу видеть тебя с веревкой на шее.

Подельник польщенно ухмыльнулся.

– Да и я не хочу, чтобы нас с тобой повесили.

– Магов не вешают, – напомнил Март, вставая и пряча золото в карманы плаща. – Магов жгут. Заживо и на костре. Не знал?

Теперь сидящий Кард смотрел на него снизу вверх, задрав голову.

– Так вроде давненько такого не было, – отозвался растерянно, явно впечатленный последними словами Марта.

Потому что все прижали хвосты и попрятались по углам, трясясь за то, что у них есть. А тех, кто сопротивлялся, жгли лет десять назад. Пока недовольные не закончились и все в срочном порядке не стали счастливы и довольны.

Но эти мысли Март придержал при себе. Ни к чему это Карду, это не его война.

– Вот пусть и не будет, – коротко сказал на прощанье. – До встречи.

– Удачи, Март! – крикнул в ответ подельник.

Маг вздрогнул. И слова, и интонация точь-в-точь как у Ширадина в их последнюю встречу у ворот приюта Халистера – будто призрак коснулся плеча.

Мартин тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

– Взаимно, – буркнул Карду и вышел под дождь.

Это впервые случилось, когда ему исполнилось пятнадцать. За три года до выпуска из приюта…

Бориш, тощий угловатый мальчишка, был на год старше Мартина, и ему только недавно успели вживить серьгу черного мага.

Так же как и другие воспитанники приюта Халистера, Бориш был сиротой. Но только легенда Марта основывалась на том, что он никогда не знал своих родных и его перевели к Халистеру из другого учебного заведения. Бориш же лишился семьи в тринадцать. Его родители участвовали в одном из частых в то время восстаний черных, их признали виновными в измене и казнили. А сына лишили родового имени и наследства и отправили в приют для черных магов-сирот.

Мартин не знал, насколько знатен род Бориша – как ни странно, при всех своих громких речах сосед по комнате так ни разу и не произнес фамилии вслух, – но подозревал, что они были не последними из участников очередного бунта.

Со смертью родителей Бориш так и не смирился, не желая считать себя таким же сиротой, как другие. Бросался злыми фразами вроде: «Дети крестьян мне не указ». Прятал свою боль за грубостью и высокомерием.

Другие сироты, в свою очередь, высмеивали Бориша и его умерших родителей, которые «сами виновны в своей смерти». Они ненавидели его, а он их. Чужой среди чужих. Острый на язык мальчишка среди не менее жестоких в своих словах и поступках детей.

С Мартом они неожиданно сошлись. Нет, не стали друзьями неразлейвода, но, после того как старик Хал поселил их в одной комнате, существовали вполне мирно. Так, подрались разок, когда Бориш попытался провести очередную политагитацию, не к месту ввернув что-то нелестное о родителях Мартина. Сейчас Март уже и не вспомнил бы, что именно сказал ему сосед, но тогда это задело его всерьез.

Они не были друзьями… Но когда Алуса выкрикнула в лицо Боришу в ответ на какую-то его колкость: «Твои родители тебя никогда не любили! Им было проще умереть, чем воспитывать такого, как ты!» – Март не смог не вмешаться.

Бориш был сильным магом, слабее Мартина, но одареннее большинства воспитанников. И точно гораздо способнее Алусы, слова которой настолько его задели, что, наплевав на запрет использовать магию не на занятиях, он швырнул в нее пламенем. Удар приняла на себя стена, Алуса увернулась и бросилась бежать, а Бориш под взглядами изумленных, но не собиравшихся мешать смертоубийству приютских, понесся следом.

Март догнал его раньше, чем подоспели преподаватели. Повалил на пол, прежде чем палящий магическим пламенем сосед успел кого-либо покалечить.

– Пусти! Я убью ее! – в ярости рычал Бориш, пытаясь сбросить Марта со своей спины.

– Да лежи ты!..

Мартин отчего-то отчетливо запомнил именно эти слова Бориша: «Пусти! Я убью ее!» и «Да лежи ты!» – свои. А потом он прижал ладонью голову соседа к полу, пытаясь заставить его перестать брыкаться и потянуть время до прихода подмоги или до того момента, когда Бориш вновь сможет нормально соображать.

Бориш не успел.

Ни сообразить, что происходит, ни успокоиться.

Мартину показалось, что он почти мгновенно отдернул руку от раскалившейся под его пальцами серьги. Но этого мгновения хватило. Все три звена цепи вдруг покрылись мелкими трещинами и развалились на части. Глаза Бориша закатились, его тело выгнуло дугой, изо рта пошла пена…

Он умер в лазарете через два дня.

Старый Хал сказал, что это кровоизлияние и ничего нельзя было сделать. Может, белые смогли бы. Но светлые больше не лечат темных…

Еще год ушел на изучение способностей Мартина самим владельцем приюта. Старый Хал не успокоился, пока не выяснил, как работают уникальные способности воспитанника, а потом научил его, как их сдерживать, чтобы дар не проявлялся самопроизвольно.

– Если кто-то узнает о том, что ты умеешь, тебя разорвут на части. Потому что слишком многие желают освободиться от ограничивающих артефактов, – сказал старик Халистер в тот день, когда они в последний раз касались этой темы. – А если узнает король, тебя уберут еще раньше. Пусть это будет нашей тайной, Март, клянусь, что заберу ее с собой в могилу.

Старый Хал не солгал – могила ждала его уже через год, и никто так и не узнал, чем они занимались с «любимым воспитанником», закрываясь в зале для тренировок.

Только слухи ходили разные. Со временем Мартин научился не обращать на них внимания.

– Ты пил вчера, что ли? – первое, что спросил Ризаль, когда он появился в его кабинете на следующий день.

Бессонная ночь, растрата резерва и не к месту нахлынувшие потом воспоминания о погибшем соседе по комнате сделали свое дело. Если бы потерявший терпение контролер не прислал ему срочное послание-вызов, которое, полавировав над кроватью, опустилось магу прямо на лицо, Мартин вряд ли поднялся бы с постели до вечера.

– Угу, – отозвался Март; провел ладонью по лицу, с усилием поборов зевок. – Пил.

В общем-то, состояние и правда напоминало похмелье.

Контролер осуждающе поцокал языком, но углубляться в тему вреда алкоголя не стал. Март даже проснулся от неожиданности: Ризаль – и без нравоучений.

– Я, собственно, чего тебя вызвал, – заговорил тот таким серьезным тоном, что спать окончательно расхотелось. – Слышал уже про Глостеров?

Мартин мысленно выругался. Эту фамилию он слышал впервые, но даже не сомневался, о ком пойдет речь.

Отрицательно покачал головой.