— Садитесь, — сдержанно предложил он, подтаскиваяеще один стул к столу. — Алексей Степанович просил вам все показать.

От него пахло сладкой туалетной водой и дешевым табаком.«Интересно, сколько он получает? — подумала Василиса, стараясь не делатьглубоких вдохов. — Если он маньяк, то вполне может душить секретарш за то,что они хорошо зарабатывают. Надо уточнить у Таланского». Мысль о том, что она,возможно, сидит рядом с убийцей и дышит с ним одним и тем же воздухом,настолько завладела Василисой, что она перестала воспринимать то, что Княжскийпытался ей втолковать. Он ездил «мышкой» по коврику, стучал указательнымпальцем по экрану и даже время от времени подталкивал Василису локтем в бок,призывая быть предельно внимательной.

— Попробуйте сами, — внезапно предложил он. —Теперь должно получиться.

Василиса растерянно посмотрела на экран монитора — Нет,лучше объясните еще разок.

— Еще разок?! Сколько ж можно! — возмутилсятот. — Если вы не поняли с трех раз, думаю, это вообще безнадега. Вы плохослушали.

Я же видел, витали в облаках! Давайте сюда формулы, я самнапечатаю.

— Нет, постойте! — воскликнула Василиса, хлопаяладонью по листам. — Это мне дали работу!

— Вы не можете ее выполнить. По крайней мере, сейчас.Бессмысленно даже пытаться.

— Интересно, а что же прикажете мне делать?

— Вам нужно ходить на специальные курсы, где неделямидолбят одно и то же.

— Что это вы на меня наезжаете? — возмутиласьВасилиса, вскакивая на ноги. — Отдайте текст!

Она уже забыла, что собиралась «разрабатывать» Княжского. Внастоящий момент она готова была пристукнуть его. Или хотя бы надавать понаглой морде. Княжский спрятал руки за спину, зажав в них листы. Он стоял лицомк двери, а Василиса — спиной. Когда она потянулась за бумагами, невольно обнявКняжского двумя руками, дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник Шувалов.

— Здрась-сьте, — сказал Княжский, краснея.

Шувалов раздул ноздри и, делая вид, что в приемной вообщеникого нет, быстро прошел в свой кабинет.

— Ну вот, вы виноваты! — рассердиласьВасилиса. — Устроили тут представление с обниманием!

— Я?! — возмутился помощник главного. — Этовы ко мне полезли первая. Садитесь! Объясняю в последний раз.

От злости Василиса поняла все, что он ей объяснял. Когда онаповторила операции в нужной последовательности, Княжский, однако, от похвалвоздержался. Когда с формулами наконец было покончено, Василиса отправилась кТаланскому с выполненной «работой».

— Ну что, это вам помогло? — рассеянно спросилтот.

— Да, — важно сказала Василиса. Хотя на самом делевремя было потрачено впустую.

Кроме того, что Княжский — козел, Василиса ничего больше немогла бы рассказать о нем Кудесникову. Выйдя от Таланского, она отправилась вкабинет к Тане Кукушкиной.

— Послушай, — спросила Василиса. — Что сомной не так? Почему мужчины ко мне так странно относятся? И Шувалов, и вотКняжский?

— Как странно?

— Неприязненно.

— Про Шувалова ничего не могу сказать, а на Княжскогоне обращай внимания. Он всех симпатичных женщин считает вертихвостками. Неодобряет их. Он отваживается не одобрять даже Спичкину, представляешь, каковнахал? Хотя она, конечно, и внимания на него не обращает. Он по сравнению с ней— комар.

Как в деловом, так и в чисто человеческом смысле.

— А мою предшественницу Эллу он тоже не одобрял?

— Тоже, — успокоила Кукушкина. — Так что некомплексуй.

Итак, Кириллу Княжскому запросто мог подойти имиджненавистника хорошеньких женщин, которые слишком откровенно пользуются своейпривлекательностью. Возможно, когда он душит их, то наказывает за слишкомфривольное поведение. Надо заставить Кудесникова покопаться в его личной жизни.Возможно, Княжский был влюблен в вертихвостку, которая заморочила ему голову ибезжалостно бросила?

В конце рабочего дня Шувалов вызвал Василису к себе. Онаступила в его кабинет, твердо уверенная в том, что увидит на стуле вместо шефапо меньшей мере сугроб. Но ничего подобного! Шувалов был в хорошем настроении,как будто бы не застал свою секретаршу в приемной в обнимку с Княжским. Этоозначало только одно — Игорю Михайловичу глубоко наплевать, с кем обнимаетсяего секретарша. И это после поцелуя на лестнице! Столь откровенное равнодушиечеловека, которого она собиралась приручить, Василису всерьез озаботило. «Еслитак пойдет и дальше, Кудесников меня разжалует, — подумала она. — Ниодин мужик не ловится на мое обаяние. Что, если я лишена его напрочь?» Преждеподобные мысли даже в голову ей не приходили. Жизнь ее была столь насыщенной,что некогда было заниматься самокопанием.

Пристально глядя на Шувалова, Василиса совершенно неслушала, что он ей говорит. Зато оценивала, как он на нее смотрит. "Черт,он мне, несомненно, нравится. Нельзя допустить, однако, чтобы чувства мешалимне заниматься тем делом, для которого меня сюда посадили.

Хороша приманка, повернутая на одном из подозреваемых!"

— Что такое? — наконец не выдержал Шувалов. —Для вас такой вариант неприемлем?

— Какой? — тупо спросила Василиса.

— Вы что, не слышали, что я вам говорил?

— Простите, задумалась.

— Вижу, у вас только мальчики на уме! —съехидничал Шувалов, и она вздохнула с облегчением. Все-таки его задело!

— Видимость не всегда соответствует истинному смыслусобытия, — проникновенно сказала Василиса. И добавила:

— Я просто люблю людей.

— Да? То-то я смотрю, вы со всеми столь приветливы…

— Приветливость — не порок, — заявилаВасилиса. — Как говорят в народе, медом больше мух наловишь, чем уксусом.

Шувалов исподлобья посмотрел на нее и хмуро спросил:

— Зачем вам столько мух?

— Полагаете, мне стоит выбрать какую-нибудь одну?

— Хм.., так вот, что касается доклада. Посмотрите, выразберете мой почерк?

Василиса взяла верхний лист со стопки, лежавшей на краюстола, и поднесла к глазам.

— Что вы на меня так пристально смотрите? — снеудовольствием спросила она через некоторое время. — Что-нибудь не так?

— У вас прическа.., хм.., растрепалась, — сказалШувалов, поводив над своей головой двумя руками, чтобы доступнее объяснить,почему он так смотрит.

— Извините, что вошла, не причесавшись, — заявилаВасилиса с обидой в голосе. — А почерк ваш я, конечно, разберу. Он оченьпонятный. Вы, наверное, в школе были отличником. Ходили в очках и никому не давалисписывать.