В XIII в. складывается новый, высший тип учебного заведения. Кафедральные школы в крупных городах превращаются во всеобщие школы, а затем — в университеты. Само понятие «университет» означает корпорацию, объединение людей, имеющих определённый статус: только педагогов-магистров или педагогов и студентов. Ранее всего подобные объединения сложились в Болонье, Париже, Оксфорде. Количество их быстро растёт. Они автономны в юридической, административной и имущественной сферах, о чем свидетельствуют привилегии, пожалованные папой, императором или королем. В университетах существуют специальные отделения — факультеты. На младшем, артистическом изучаются семь свободных искусств, на старших — право, теология, медицина. Университеты получают право на присуждение ученых степеней и выдачу разрешений на преподавание — ранее прерогатива принадлежала исключительно церкви. Студенты этих учебных заведений, ещё не подвергшихся «аристократизации», различались по своему имущественному, социальному статусу, национальной принадлежности. Последняя служила также и их консолидации, объединяя учащихся в провинции и нации, своеобразные землячества.

В XIV в. возникает ещё один вид образовательного учреждения — коллегии, позднее — коллежи, колледжи. Первоначально так называются общежития студентов и магистров. Затем они превращаются в учебные центры, здесь также читают лекции и проводят диспуты. Один из самых знаменитых колледжей получил имя своего основателя, духовника короля Людовика Святого — Робера де Сорбоны. Учреждённый в середине XIII в., он пользовался таким авторитетом, что его именем назван Парижский университет — Сорбонна.

Главной формой преподавания в университетах являлись лекции магистров, кроме того, устраивались диспуты. Их распространение в XII–XIII вв. связано с развитием схоластики. Противники сходились в интеллектуальном поединке, обсуждая спорные проблемы. Диспуты были чрезвычайно популярны в интеллектуальной среде, на них, как и на рыцарские турниры, собирались зрители и болельщики. Слава о победителях разносилась по городам Европы.

В Средние века европейское знание питалось интеллектуальными достижениями арабского мира. Мусульманская Испания, одна из самых блестящих цивилизаций Средневековья, служила на протяжении многих веков посредником между Западом и Востоком. Андалузские города Кордова, Севилья, Валенсия, Гранада славились не только своей великолепной архитектурой, но и высоким статусом учебных заведений, богатством библиотек. Сюда устремлялись за знаниями студенты из христианской Европы. Важное значение имели проводившиеся здесь исследования в области химии, физики, медицины, математики. Через арабскую Испанию в средневековую Европу пришли многие открытия, сделанные в различных регионах мира: порох, магнитная игла, механические часы, бумага, а также десятичная система счисления.

Глава VI

Человек Средневековья: бытие и ментальность

Триада смерти

Средневековый мир беден, убог и скуден, а нравы жестоки. Жизнь большинства людей ненадежна и хрупка, на грани выживания, и может прерваться в любой момент. Материальная необеспеченность вызывает у человека чувство неуверенности и тревоги: никто и ничто не может гарантировать благополучие завтрашнего дня — стихийные бедствия, неурожаи, войны и болезни страшны и непредсказуемы. Витальная перспектива Средних веков связана была не с церковной проповедью, но исключительно с адаптацией человека к условиям беспредельного господства силы в самых грубых и варварских формах.

Равенство шансов жизни и смерти, их взаимное уравнивание получило название биологического «старого порядка». Он означал высокую рождаемость и одновременно — высокую смертность: коэффициенты рождаемости и смертности находились на уровне 40 %. Незначительный естественный прирост сменяется убылью вследствие голода, болезней и войн — так называемой триады бедствий, триады смерти. Численность населения к концу Средневековья чуть превышает показатели эпохи расцвета античного мира и потому с демографической точки зрения Средние века — простое навёрстывание той колоссальной убыли народонаселения, которая была связана с бедствиями и катаклизмами эпохи. Таков лапидарный вывод из сухих цифр. Но за ними — череда бедствий, преследующих человека, триада смерти, неотвратимо раскрывающая свои объятия.

Йохан Саделер. Чума, война и голод. Офорт по мотивам Мартина де Воса.

Голод — одна из страшных реалий повседневной жизни того времени. К жестоким голодовкам в масштабах страны следует добавить сотни локальных и недороды каждые 3–5 лет. При низком техническом уровне любые климатические аномалии приводили к неурожаю, а значит, к нехватке и вздорожанию продуктов, нужде и лишениям для бедняков. Немалую роль играли и несовершенные способы хранения продуктов, их порча и уничтожение животными и насекомыми. Хроники и легенды повествуют о полчищах крыс в амбарах, о тучах саранчи на полях, которая распространилась, например, в 873 г. от Германии до Испании. Легенда о гамельнском крысолове-флейтисте, который под предлогом избавления города от крыс заманил и увел за собой всех детей, имеет прямое отношение к этому бедствию: она родилась под влиянием мечты о магическом средстве борьбы с грызунами.

Вследствие отсталости техники и бессилия государственной власти недороды были просто катастрофой. В средневековом мире не существовало ни характерных для римской античности систем заготовки и распределения продуктов, ни сети дорог и единой связи, ни, наконец, централизации административной власти, позволявшей быстро оказать помощь нуждающемуся региону. Города только начинают создавать запасы продуктов, строить склады, зерновые конторы, закупать за границей и распределять продовольствие. Помогают борьбе с голодом монастыри и знатные светские сеньоры. Одна из хроник сохранила описание того, как граф Карл Добрый во Фландрии организовывал помощь населению во время голода 1125 г.

Социальная дифференциация бедствий была естественной для средневекового общества. Будучи карой за первородный грех, который можно искупить только тяжким трудом, голод являлся наказанием для «трудящихся». Его жертвами становились в первую очередь низшие слои городского населения, бедняки, но хуже всего приходилось деревне. Крестьяне в случае неурожая уходили в города просить милостыню, чтобы спастись от голода. Сотни текстов разных хроник описывают бесконечное траурное шествие голодных лет. Люди, мучимые голодом, ели глину, корни и кору деревьев, кошек и собак, подбирали падаль, были случаи каннибализма, для чего похищали детей и путников.

Постоянная угроза голода, его непредсказуемость действовали на психику человека, порождая навязчивые мысли о еде. Мечты многих поколений людей нашли свое воплощение в народном фольклоре и агиографии в виде мифов о волшебной стране Кокань, изобилующей едой, о многочисленных чудесах, творимых святыми. Большинство из них построено по одной схеме: появляется пища, божественные силы с помощью святых спасают отчаявшихся людей. Как правило, в них фигурирует хлеб — в память о чуде, совершённом Иисусом Христом, и потому, что этот продукт питания являлся основным. В поэзии труверов и миннезингеров появились кулинарные темы, возник особый жанр песен о еде. На немецком языке название звучит ещё более определенно и грубо — «Песнь о жратве».

Голоду противостоит продовольственная роскошь, изобилие еды. Средневековая гастрономия — характерная черта феодального класса. Чревоугодие находит выражение в грубых формах чрезвычайной прожорливости, обжорства, хвастовства едой. В средневековом «Романе о Лисе» пружина действия