ветер швыряет вдоль тротуара, ударяя то о дома, то о парапеты мостов и нет от этого никакой защиты.

Я шел и думал. Наверное, впервые за всю свою жизнь вполне серьезно о ней, этой жизни, ду-мал.

А что, собственно, было о ней думать раньше? Я жил, как и многие, развлекаясь и иногда решая кое-какие мелкие проблемы. Наверное, это не было случайным. Я всегда стоял за спиной отца. Даже тогда, когда он слег, я не оставался один на один с этим миром. И не хотел этого одиночест-ва.

Когда его три года назад увезли в больницу, я ходил к нему каждый день, подмывал и убирал, носил еду и кормил, а потом, когда он приехал домой и уже начал понемногу вставать, я был сча-стлив, что он дома. Сколько мне тогда было? В восьмом классе учился.

Поправлялся отец довольно быстро и вскоре я был вполне свободен от массы бытовых забот, разумеется, кроме тех, которые есть у каждого – ковры-половики, хлеб-молоко и пр., и т.д.

Мы разговаривали немного и не очень часто. Иногда он вспоминал о своей юности, но чаще не обращал на меня внимания, окунувшись в свои книги и газеты. Меня это не волновало и не очень заботило. Все было нормально. Жизнь шла своим чередом.

Собственно, и в Питер, если уж сказать совсем честно, я поехал, в глубине души, больше для того, чтобы развлечься – посмотреть город, погулять. И вот – гуляю.

Единственное, что сейчас следовало бы сделать, так это развернуться и ехать домой. Немедлен-но. Может быть, так и поступить? В самом деле – я здесь, а отец там, к тому же больной.

Но, с другой стороны, именно он настаивал на этой поездке. И что я скажу ему, приехав?

Я неожиданно остановился, чуть не налетев на ограду одного из скверов. Как там писала мама в своем письме?

«Наверное, меня уже не будет в живых, когда ты прочтешь все это. Все складывается так, что меня скоро не будет».

Почему она так была уверена, что ее не будет? Что к этому вело? Что складывалось? Тем более, если верить Анне Матвеевне (а не верить ей, у меня оснований нет), она не умерла от болезни. Ее убили. Кто? Какой-то вор. Но что может быть нужно вору в нищей комнатке с видом  на помойку?

И еще, как, собственно, ее убили? Что-то там говорилось о крови на полу. Зарезали?

Боже! О чем я думаю?!

А что? Думаю о преступлении, свершившемся около пяти лет назад. О преступлении, в котором жертвой было моя мать. Уехавшая от нас с отцом по непонятной причине, жившая, как оказалось, одна, помнившая нас и любившая.

Наверное, неплохо было бы еще раз навестить Анну Матвеевну. Так и сделаю. И на кладбище надо съездить. Кто знает, когда я выберусь в Питер еще. А тут вроде как в гости. Вот, получил письмо и приехал в гости.

Нет, не о том. О преступлении, об убийстве – вот о чем надо думать. Но как узнать, что там произошло? В милиции? Да кому я нужен, кто со мной разговаривать будет? Пришел пацан разо-браться с преступлением пятилетней давности. Ха-ха-ха! Гуляй, мальчик. Тьфу.

А если попробовать? Ну не убьют же меня в конце концов! И не посадят. Выгонят и все.

Я так и решил, после разговора с Гариком съездить по Игореву адресу, а потом, может быть, зайти в милицию. Только вначале следует еще раз пообщаться с Анной Матвеевной, хотя бы уз-нать в какое отделение милиции идти. Что ж, это уже хоть какой-то план.

Глава 3.

За три дня до поездки

(Глава, которая, возможно, должна была быть первой)

Наверное, давно уже пора рассказать о том, с чего, собственно, все началось. Итак, вернемся на три дня назад.

Каждый день в семь утра я выходил из своего подъезда, пробегал через три двора до автобус-ной остановки, не выспавшийся и  плохо позавтракавший, чтобы в автобусе, прижавшись к гряз-ному стеклу, еще на какое-то мгновение закрыть глаза и попытаться вздремнуть.

Выйти, или, скорее, выбежать, из дома я должен был именно в семь. Минутная задержка при-водила к неминуемому опозданию – автобус уезжал без меня, я не успевал заскочить в последний вагон электрички, следующая отходила только через полчаса, и я оставался на вокзале.

Конечно, можно было выходить раньше, тогда не возникала бы необходимость бежать, но я был не в силах оторвать голову от подушки. А что удивительного, если на сон редко когда остава-лось более четырех-пяти часов?

Особенно неприятно было осенью. В ноябре. Семь утра еще совсем не день. С неба несет то ли дождь, то ли снег, асфальт полностью смешивается с газоном, деревья стоят голые, проезжающие машины разбрызгивают грязь.

То ли дело – зима! Снег – белый, дороги ровные, тропинки утоптанные, не надо шарахаться к стенам домов при виде  приближающихся фар. К тому же мороз быстро прогоняет сон. Я мечтал о зиме!

Но был ноябрь.

10 ноября, вылетев из дома чуть позже обычного, я остался на платформе, посылая проклятия вильнувшей последним вагоном электричке. Ничего не оставалось делать, как достать сигарету и, прислонившись к лестничным перилам у входа в туннель, обдумывать ситуацию.

– Не угостишь? – Я повернулся. Парень, обратившийся ко мне, стоял в туннеле, под крышей. Он был запыхавшийся, как и я. На стеклах его очков блестели капли дождя, длинные волосы намокли и приклеились ко лбу. Мы виделись достаточно часто, хотя и не были знакомы.

– Да, конечно. – Я протянул сигарету, он ухватил ее, чуть ли не ногтями – руки были мокрыми и почему-то грязными. Я достал спички и зажег огонь.

– Что будем делать?

– Ждем следующего паровоза.

– Полчаса?

Я пожал плечами. Он отвернулся, засунул руки в карманы и замолчал. Через какое-то время не-ожиданный собеседник заговорил вновь:

– Слушай, а если не ехать сегодня совсем?

– Я не могу.

– Да брось. Тебя, кстати, как звать?

– Костя.

– Игорь. – Он протянул руку. Так мы познакомились.

Надо несколько слов сказать о том месте, где мне, собственно, приходилось работать. После де-сятилетки, провалившись на вступительных экзаменах, ничего мало-мальски стоящего найти не-возможно, вот и соглашаешься на все, что подвернется.

Наша контора занималась разработкой