Вещи Эли не продавались на вес золота. Она вязала быстро, носвитера, платья и юбки выходили обычными, скучными, а ей хотелось чего-тосказочного. На двадцать первый день рождения мама сделала ей подарок: компьютер,который сосед Валентин Ованесович помог подключить к Интернету. Мать надеялась,что Эля станет самостоятельно осваивать разнообразные программы, но к освоениюпрограмм девушка оказалась совсем не пригодна: путалась, не понимала, чтоозначает самая простая фраза в книжке «Компьютер для чайников», смотрела наЭльвиру Леоновну глупыми круглыми глазами, отчего та раздражалась еще больше. Вконце концов Эльвира Леоновна махнула на старшую дочь рукой, решив, что природана ней отдохнула, и мучение Элино закончилось.

А компьютер остался. Без строгого надзора Эльвиры Леоновныдочь потихоньку освоила Интернет и обнаружила, что существуют целые сообщества,которые только и делают, что вяжут, придумывают одежду для кукол, изучают новыеузоры и делятся друг с другом идеями. Увидев принцесс в волшебных кружевныхнарядах, связанных из простых ниток, Эля загорелась и принялась вязать безпередышки.

И вот тут-то предсказание тети Тани сбылось, хоть и вискаженном виде. Связав наряды всем старым куклам, Эля сообразила, что можновязать и самих кукол. Ей доставляло удовольствие подбирать яркие цвета,придумывать платья и костюмы, которые можно снимать, потому что они были «какнастоящие», нашивать крошечные пуговички и скрупулезно вывязывать деталиворотничков и манжет. Она одарила всех знакомых детей вязаными человечками, азатем принялась рукодельничать просто так, для своего удовольствия.

Образование у Эли было плохонькое – местный экономическийколледж давно уже выпускал никому не нужных специалистов, которые уезжали «образовываться»в другие города либо же устраивались работать секретарями, помощниками юристови кадровыми работниками. Эля тоже собиралась куда-то устроиться, но в одинпрекрасный день обнаружила еще один любопытный сайт, объединявший рукодельниц:мастерицы выставляли изделия на продажу. Система регистрации оказалась совсемнесложной, и уже к вечеру Эля с опаской выложила фотографии двух кукол, которыхона пока не успела подарить соседским ребятишкам. Над ценой она ломала головунедолго: написала «Ваня и Маша, 300 рублей» и удовлетворенно щелкнула поклавише.

Первое письмо пришло ей уже через два часа, а за ним и ещенесколько. Подумав, Эля рискнула взять заказы и за три дня связала еще шестерыхВань и Маш, которые отправились в посылках к покупателям. За ними последовалиновые вязаные человечки, а за человечками – целый зоопарк, который один изклиентов решил приобрести в подарок сыну.

С тех пор Эля зарабатывала деятельностью, которую ЭльвираЛеоновна открыто называла баловством и глупостью и не могла взять в толк, зачто платят деньги ее дочери. Однако яркие веселые игрушки раскупались почтисразу, как только оказывались на сайте рукодельниц. У Эли обнаружился свойузнаваемый стиль, копировать который на первый взгляд казалось легко, и этимнемедленно воспользовались некоторые рукодельницы. Однако выяснилось, что увязаных бабушек и дедушек, внуков и внучат, пастушек и Красных Шапочек ЭлиШестаковой есть особенность, повторить которую невозможно: в каждой игрушкебыла индивидуальность. Радость, с которой девушка «сочиняла» своих кукол (онапредпочитала называть работу именно так), волшебным образом отражалась в них.

Эля, носившая бесформенные майки и рубашки и плакавшая отвида своего пухлого отражения в зеркале, мечтала о прекрасных пышных платьях, окружевных юбках, о роскошных накидках, которые можно элегантно перебрасыватьчерез плечо… Для нее самой эти мечты были неосуществимы, и она отводила душу накуклах, придумывая для них наряды из сказок, давая волю воображению без страха,что над ней будут смеяться. В своей комнате она расцветала: здесь был еемаленький мир, в котором девочки носили юбки и сарафаны из цветов, шляпы изкапустных листьев и сумочки из плетеной травы. Толстая неуклюжая Эля оставилаодно-единственное небольшое зеркало в дверце шкафа, скромно прятавшегося заполками, а смотреться предпочитала в своих кукол, представляя себя в таких же,как у них, озорных полосатых гольфах, немыслимых французских беретах –огромных, с помпоном на полголовы, и тончайших свитерках…

Она посмотрела на будильник и всплеснула руками: кружок порукоделию начинался уже через сорок минут, а у нее даже юбка не отглажена. Элянырнула в шкаф, достала длинную юбку и принялась торопливо гладить ее, напеваясебе под нос и стараясь прогнать навеянное утренним разговором с матерью плохоенастроение, чтобы не приходить с ним к детям.

Макар ужинал с Эльвирой Леоновной и должен был признать, чтоШестакова – превосходная собеседница, внимательная к слушателю и не утомлявшаяего излишними подробностями своих историй. Илюшин, уже почти решивший, чтостаршая дочь Эльвиры Леоновны безжалостно эксплуатируется в качествеповарихи-домработницы, обнаружил, что хозяйка и сама прекрасно готовит,ухаживает за ним, и все это без малейшего подобострастия или навязчивости –так, словно он и впрямь был гостем, а не просто очередным платным клиентом.Глядя, как плавно она двигается, Илюшин не удержался и спросил:

– Эльвира Леоновна, вы никогда не занимались танцами?

– Танцами? К сожалению, нет, хотя в юности я мечталатанцевать. – Улыбка счастливых воспоминаний пробежала по розовымгубам. – Вот Роза – она и в самом деле танцевала, и танцевала хорошо,потому что была одарена от природы…

– Роза?

– Да, вы же не знаете… Роза – это моя сестра. Поверьте мне,когда она шла по улице, на нее оборачивались не потому, что она была оченькрасива, а потому, что она не шагала, а плыла.

– А где она сейчас? – бестактно спросил Макар.

Улыбка исчезла с губ Эльвиры Леоновны. Она торопливо встала,будто спохватившись.

– Роза… К сожалению, сестра уехала. Я еще не предложилавам десерт. Хотите мороженое?

Поздно вечером, сидя на стуле и вытянув длинные ноги, Макарчитал Сименона, постоянно отвлекаясь и проваливаясь мыслями в событияпрошедшего дня. Он сам не заметил, как задремал, и в его полусне комиссар Мегрэс удивительным проворством удирал от Чеширского кота, от которого на улицахсырого французского городка оставалась одна улыбка – хищная, совсем не кошачья,больше напоминавшая свирепый оскал. Комиссар метался между домами, а улыбкаподнималась все выше, выше и наконец стала месяцем, перевернувшимся в черномнебе рогами вверх. Повисев в небе, месяц стал стремительно падать вниз,увеличиваясь в размерах и снова превращаясь в улыбку, которая повисла надзагнанным Мегрэ, тщетно пытавшимся спрятаться в старом доме, стены которогоразваливались, будто картонные.

Когда улыбка клацнула зубами, Илюшин дернулся и проснулся.

«Чертовщина какая… Надо было еще час назад лечь спать, а неполуночничать».

Илюшин протер глаза, но сон не стряхивался. Тогда Макарподошел к окну. За окном сидела косматая непроглядная темнота, прислушиваясь кзвукам и шорохам, и смотрела на Илюшина маленькими глазками далеких огоньков,трогала ветками сирени стены затаившегося старого дома. В этой темноте кто-тозавозился совсем близко от Макара, и он на миг ощутил желание отскочить отокна. Но в следующую секунду взял себя в руки, вспомнив слова Эли Шестаковой окошках соседа. «А на чердаке, должно быть, полно летучих мышей… Впрочем, ЗаряРостиславовна ни словом о них не обмолвилась. Нужно будет наведаться начердак».