На сестру полагаться было нельзя: легкомысленная Розазаводила один роман за другим, но мужчин выбирала неподходящих: во-первых,женатых, а во-вторых, из рода красивых прохиндеев. А Эльвире в мечтах виделсямужчина приличный, порядочный, с хорошим положением, способный взять на себя неочень легкий, но приятный груз ответственности за двух женщин и четверых детей.Выискивать такого на улицах было неразумно – слишком невелики шансы на успех.Еще меньше возможностей предоставляла работа обеих сестер. Кружки, «совместныйдосуг» и прочие мероприятия для тех, кому «за тридцать», были с негодованиемЭльвирой отвергнуты.

И тогда в ее белокурую голову пришла отличная идея. Онапридумала возродить в их доме традицию салонов.

В эту игру втянулись все, включая детей: рисовалиприглашения, продумывали темы для бесед, предлагали игры, которые подошли бы ивзрослым, и детям… Эльвира и Роза тщательно отбирали гостей: им вовсе нетребовалась чисто мужская компания, но и терпеть конкуренток на своем поле онине собирались. Нет, в первую очередь вечера должны были быть интересными – этопонимали обе, – чтобы привлечь к ним внимание. А там уже можно будетдействовать по ситуации.

«В субботу у нас ожидается веселье, заходите!» – ненавязчивоприглашала одна сестра. «Мы устраиваем небольшие посиделки, нам будет приятновас видеть», – очаровательно улыбалась вторая. Сестры были красавицами, илюди охотно отзывались на приглашение. «Во сколько, вы говорите? В шесть? Почтуза честь, дорогая Эльвира!»

Первый вечер прошел так удачно, что Роза сама не верила ихуспеху. Эльвира пожимала плечами и с торжествующей улыбкой на губах поясняла,что главное – продумать мелочи, а уж исполнение – дело второе. Мелочи и впрямьбыли продуманы. Никаких пошлых блюд вроде «мяса по-французски» – толькозапеченная рыба, овощной суп-пюре, мороженое и фрукты на десерт: все просто,недорого, но вкусно приготовлено. Никакого безобразного «свадебного стола» –гости сидели за круглым столом, играла негромкая музыка, в соседней комнате и вкоридоре можно было танцевать. Никакого пьянства – боже упаси, ведь всекультурные люди! – только игры, смешные фанты, танцы, конкурсы и даже – задумкаРозы – «живые картины», персонажи которой норовили разбежаться в разные стороныпод дружный смех присутствующих.

Возможно, расшевелить гостей с первого же вечера не удалосьбы, если бы не дети. Они придавали всему сборищу характер легкий инеформальный: носились везде, смеялись, принимали живейшее участие во всехзатеях, но в то же время были достаточно хорошо воспитаны, чтобы не лезть кгостям и не мешаться под ногами. Когда детей уложили, вечер приобрел более«взрослый» характер: беседовали о политике, и Эльвира Леоновна, как женщинаумная, сама говорила мало, но по делу, а в основном провоцировала высказыватьсямужчин.

Да, первый вечер имел большой успех. Расходясь, сразу жедоговорились о следующей встрече – через две недели, и, нужно сказать,приглашенные ждали этого дня не меньше, чем сестры Шестаковы. Встреча прошлатак же весело, как и предыдущая, и сестры твердо решили сделать «салоны»традицией.

Постепенно слово «салон» заменилось новым, придуманнымРозой, – теперь их субботние вечера стали называться журфиксами. Хотяприходить на них без приглашения не стоило – Эльвира с сестрой тщательноотбирали гостей, и попасть в дом Шестаковых «на субботу» было почетно.

В конце концов сложился круг людей, которые могли приходитьна журфиксы беспрепятственно. Две семейные пары: актриса с мужем, главнымрежиссером Тихогорского театра, и один из заместителей директора швейнойфабрики с супругой – оба неожиданно оказались людьми интересными икомпанейскими. Трое неприкаянных и вечно голодных художников, смотревших влюбленнымиглазами на сестер, – их Эльвира держала «для интересу»: они и в самом делебыли весельчаками, готовыми поддержать любое смешное начинание, а заодно иповозиться с детьми. Директор единственной в Тихогорске гимназии, всерьезприглядывавшийся к Розе. Руководитель хора мальчиков, находившийся в состоянииразвода, а потому представлявший для сестер некоторый интерес, хоть и не оченьзначительный: Михаил Арнольдович был человек творческий в худшем смысле этогослова, а именно – беспомощный и наивный до умиления, однако при этом эрудит иумница во всем, кроме бытовой стороны существования.

Однако любимыми гостями Эльвиры и Розы были два приятеля,Борис Юрьевич Чудинов, терапевт областной больницы, и Антон Павлович Соколов,хирург этой же больницы, которого сестры, а за ними и все остальные, ласковозвали Антоша.

Боря Чудинов был худощавым рыжеватым мужчиной с бородой,застенчивым и скромным. Однако, выпив, он становился раскованным и следилблестящими глазами за красавицами сестрами, громко шутил и заключал схудожниками самые невероятные пари. Как все светлокожие, легко краснел, чемпользовался Антоша Соколов, то и дело поддевая приятеля.

В отличие от своего тихого рыжего друга Антоша былкрасавцем: высокий, с вьющимися темными волосами, с чеканным профилем ибелозубой мальчишеской улыбкой… «У Антоши внешность героя», – говорилаРоза Леоновна и была совершенно права, а Эльвира добавляла: «Соколову бы вфильмах сниматься!» Впрочем, он и хирургом был отличным.

Однако и красота, и профессионализм Антона Павловича мерклипо сравнению с его обаянием. Сам он не понимал, какое впечатление производит,не упивался собою и от этого становился еще милее и симпатичнее. «Замечательныйчеловек наш Антоша», – искренне говаривал Михаил Арнольдович, и с ним всесоглашались. Антошу любили, и часть этой любви распространялась – совершеннозаслуженно, надо сказать – на Борю Чудинова.

Все расчеты Эльвиры обернулись дымом, когда она поняла, чтовлюбилась в хирурга. Однако со свойственным ей практицизмом она сделала все,чтоб он не узнал об этом. Поэтому никто не мог с уверенностью сказать,соперничали ли сестры из-за Антона Павловича, – но то, что он нравился имобеим, казалось очевидным. Эльвире и Розе было по тридцать четыре года,Соколову с Чудиновым – чуть больше тридцати, и знакомые Шестаковых вполголосасудачили о том, как же сложатся две пары и сложатся ли вообще.

Дело несколько осложнялось тем, что при всем своем обаянии иисключительной внешности Антоша был несколько мягковат и даже инфантилен.Собственно, уменьшительно-ласкательное его прозвище произошло именно из-запокровительственного отношения к нему сестер, да и всех остальных тоже. Там,где другой брал бы кавалерийским наскоком и добивался успеха, Антон Павловичтерялся, колебался и в результате оставался ни с чем. В сложных ситуацияхАнтоша, не зная, что ему делать, приходил советоваться к сестрам, и онипринимали в нем живейшее участие, наставляли со всей женской мудростью (здесьбыл в основном вклад Эльвиры).

Всеобщее мнение гласило, что именно эти инфантильность инерешительность мешали Соколову определиться, кто из сестер ему нравитсябольше. Ничем иным невозможно было объяснить, что после года знакомства он ещене сделал предложения ни одной из них. В больнице у него ни с кем не закрутилсяроман, об этом знали точно, а больше Антон Павлович нигде не бывал. Кроме домаШестаковых.