Я отправился в Нью-Йорк, где взял интервью у профессора Сола Кассина, одного из наиболее видных исследователей в этой области.

Его ни капли не удивило признание фалунских подростков в совершении поджогов. Самым удивительным ему показалось поведение тринадцатилетней девочки, которую поместили в одиночную камеру и начали допрашивать: несмотря на жёсткие методы допросов, она целых три дня продолжала отрицать свою причастность к этим преступлениям.

— Способность тринадцатилетнего подростка выносить такое целых три дня — это весьма необычно! — пояснил Сол Кассин. — Большинство признаётся уже через несколько часов, максимум через день.

В подтверждение своих слов профессор Кассин привёл несколько примечательных случаев, когда подростки сознавались в совершении тяжких преступлений, хотя всем было очевидно: они не могли этого сделать.

Когда я встретился с «подростками-пироманами», им всем было уже под пятьдесят, и в итоге восемь из них согласились принять участие в моём документальном фильме. Поведав свою историю, они испытали облегчение — да и полицейские, занимавшиеся расследованием поджогов, подтвердили, что в деле было много тёмных пятен, а выяснить правду им так и не удалось.

30 марта 2008 года моё расследование показали в программе Шведского телевидения «Документы». Свой фильм я закончил словами:

«Не могу не задаться вопросом: сколько ещё людей признались в тяжких преступлениях, которых не совершали?»

Письмо Стуре Бергвалю

Я понятия не имел, кто прав: Губб-Ян Стигсон или Лейф Г. В. Перссон. Вся эта грызня из-за Квика казалась мне нелепой. Шесть судов единогласно признали Томаса виновным в совершении восьми убийств. Другими словами, ни у кого не возникло ни малейших сомнений в его причастности. И всё же несколько здравомыслящих людей уверяли, что он был абсолютно невиновен во всех убийствах, за которые его осудили.

«Такое просто невозможно, — думал я. — Ведь если было собрано достаточно доказательств для того, чтобы признать Квика виновным в восьми убийствах, то опровергнуть слова Перссона, Гийу и других скептиков было бы плёвым делом! А если Квик был невиновен, то история выглядит именно так, как охарактеризовал её Лейф Г. В. Перссон: крупнейший скандал в правовой системе Швеции за всю историю её существования».

У меня самого не было абсолютно никаких мыслей относительно виновности Квика — как, впрочем, и особого стремления искать правду. Мне просто захотелось создать документальный фильм о разгоревшейся «борьбе за справедливость» и показать её главных фигурантов.

При этом где-то в глубине души новые знания о ложных признаниях не давали мне покоя. Быть может, есть какая-то связь между ними и заявлениями Томаса Квика, которого уже добрый десяток лет считают самым страшным маньяком, но который, возможно, и мухи не обидел? Во мне всё больше разгорался интерес: не терпелось выяснить истину.

После выхода моего документального фильма о «фалунском поджигателе» я прочёл несколько книг о Томасе Квике и 22 апреля написал ему первое письмо.

«Стуре Бергваль, В одном из букинистических магазинов я случайно увидел Вашу книгу «Оставшийся», которую читаю сейчас с превеликим интересом, хотя некоторые моменты и вызывают у меня не самые приятные чувства.

[…]

Я знаю, что вот уже несколько лет Вы не разговариваете с журналистами, и, разумеется, понимаю Ваш выбор, но всё же осмелюсь попросить Вас о встрече. Мне хотелось бы подчеркнуть, что речь не идёт об интервью! Ничто из того, о чём мы, возможно, будем говорить, не будет напечатано; я просто прошу о встрече, не предполагающей никаких условий. Мне кажется, эта беседа могла бы оказаться полезной, причём не только для меня, но и для Вас».

Через несколько дней пришёл ответ: меня ждали в Сэтере.

Мои беседы с Яном Ульссоном

Готовясь к встрече, я ознакомился со всеми решениями судов и статьями, в которых упоминался Квик. Материалов было море.

29 мая 2008 года, за три дня до моей встречи со Стуре Бергвалем, я позвонил Яну Ульссону.

У вышедшего на пенсию комиссара полиции Яна Ульссона за плечами имелся тридцатилетний опыт расследования убийств и работы на местах преступлений. Он был заместителем главы криминологического отдела в Стокгольме и начальником отдела профилирования преступников при Главном полицейском управлении. Мне же интересно было узнать о его участии в расследованиях убийств четы Стегехёйс и Йенона Леви. В этих делах он фигурировал как главный криминалист.

Он не пытался скрыть тот факт, что считает Томаса Квика невиновным: более того, он даже написал несколько статей о скандальном судебном процессе. Благодаря своему роду деятельности Ульссон выгодно отличался от остальных скептиков, не доверявших Квику.

Мне не терпелось узнать, что именно заставило его поверить в невиновность подсудимого. Он был дружелюбен и неторопливо, в характерной для него манере начал перечислять обстоятельства, заронившие зерно сомнения, пока он работал с теми двумя случаями. На мой взгляд, вся критика Ульссона сводилась к трём основным постулатам, которые можно было охарактеризовать как ошибки системы.

1. Следователи пытались найти доказательства вины Квика. Возможные нестыковки и улики, свидетельствовавшие о том, что он невиновен, не принимались в расчёт.

2. Во всех расследованиях принимал участие один и тот же прокурор, а допросы всегда проводил один и тот же следователь. После первого приговора усомниться в виновности Квика было почти невозможно, а с каждым новым решением суда подвергать сомнению его причастность к убийствам становилось ещё сложнее. Следователи стали «пленниками заключённого», как выразился Ульссон.

3. Участие двух сторон в судебном процессе предполагает противостояние обвинителя и защитника. При этом Клаэс Боргстрём, адвокат Квика, не подверг сомнению ни одно доказательство, предъявленное против его подзащитного. Система просто-напросто дала сбой.

После двух долгих и плодотворных бесед с Яном Ульссоном я сразу же прочитал его полемические статьи, посвящённые Квику. Одна из них, вышедшая в рубрике «Полемика» газеты «Дагенс Нюхетер» в октябре 2002 года, заканчивается следующими словами:

«Сам Томас Квик заявляет, что убил всех этих людей. Я хочу сказать ему лишь одно: попробуй заткнуть рот всем нам — тем, кто посмел сомневаться и поделился своими сомнениями с окружающими. Пусть я ошибаюсь — и тогда буду стыдиться своего неверия. Тебе нужно всего лишь предоставить хоть какое-то очевидное доказательство — его окажется вполне достаточно, чтобы я с позором отступил. Пусть это будет часть тела, которую ты, по твоим собственным словам, сохранил на память. Или какая-нибудь вещица, украденная у жертвы. А пока, пребывая в ожидании, я призываю государственного обвинителя возобновить расследования».

Я и сам подумывал предложить Стуре Бергвалю стать орудием, способным усмирить Яна Ульссона, Яна Гийу, Лейфа Г. В. Перссона, Нильса Виклунда и всех