исчез. Преступников опознали, и вскоре после ограбления полиции удалось их схватить.

Патрику было 18, и его приговорили к трём с половиной годам лишения свободы. Стуре назначили судебно-медицинскую экспертизу, после чего ему было предписано пройти лечение в психиатрической клинике Сэтера. Там он и находился с тех самых пор — за исключением нескольких поездок в Стокгольм, Хедемуру и другие города провинций Даларна и Норрланд, где проходили допросы, судебные заседания и следственные эксперименты.

Больше всего меня заинтересовало время, предшествовавшее ограблению.

На продолжительных допросах подростки рассказывали, как Стуре мастерил для них хоккейные ворота, устраивал квесты, готовил попкорн. Однажды он даже снял летний домик, где ребята могли время от времени ночевать. Но ни разу он не притронулся ни к одному из них, и никто даже и подумать не мог, что у Стуре гомосексуальные наклонности. Как-то раз несколько мальчишек были у него дома и смотрели ужастик. В самый страшный момент Стуре взял за руку одного из них. По дороге домой ребята подняли эту тему. Вывод был однозначным:

«Как странно: взрослый дядька хочет взять за руку тринадцатилетнего подростка».

Длительные и полные невинности отношения с ребятами из Грюксбу никак не вязались с образом серийного убийцы с синдромом раздвоения личности, вынужденного насиловать, убивать и расчленять мальчиков.

Я связался с теми самыми ребятами. Ни один из них не считал, что Стуре, которого они так хорошо знали, имел хоть что-то общее с Томасом Квиком.

С этими мыслями я и отправился в конце августа в Даларну на вторую встречу со Стуре.

По пути я заглянул в районный суд Фалуна, чтобы полистать материалы по делу об убийстве Грю Стурвик. Перевернув очередную страницу и увидев первую фотографию её тела, я почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Это была совсем молодая обнажённая девушка, лежавшая лицом в асфальт на грязной парковке. Убийца не просто лишил Грю жизни: он намеренно и агрессивно показал всю её беззащитность, выставив её наготу на всеобщее обозрение.

Я не ожидал от себя такой реакции на фотографию. Меня охватили печаль, растерянность и стыд. Я вдруг увидел ту невообразимую череду трагедий, виновником которых называл себя Квик. И неважно, был он к ним причастен или нет.

Если он был невиновен, то судьи фактически объявили амнистию и отпустили на волю настоящих убийц.

Именно об этом и говорил Лейф Г. В. Перссон — но понял я это только теперь. Я ещё раз взглянул на снимок. Он был сделан 25 июня 1985 года. А на дворе стояло 28 августа 2008 года. Через год и девять месяцев расследование должно прекратиться по истечении срока давности.

Через 660 дней убийца — если это не Томас Квик — сможет вздохнуть спокойно.

Сэтерская лечебница, четверг, 28 августа 2008 года

Как только мы со Стуре присели, я тут же принялся расспрашивать его о времени, проведённом в Грюксбу:

— Когда я читал материалы допросов всех, кто знал вас в Грюксбу, у меня сложилось впечатление, что для вас этот период был довольно счастливым.

— Да, это было прекрасное время, — подтвердил Стуре. — Я бы даже сказал, лучшее в моей жизни.

Стуре начал вспоминать милые эпизоды и счастливые моменты, говорить о собаках, которые были у него и Патрика, и о Рождестве в доме Улофссонов.

— Но ведь всё обернулось катастрофой, — напомнил я.

— Да, и это было просто ужасно! — сказал Стуре, несколько напряжённо сжав ладони.

— А каково было семье Патрика? — продолжил я. — Вы втёрлись к ним в доверие, а потом причинили такую боль. Разве нет?

Стуре кивнул. Помолчал. Было заметно, что он размышляет. И вдруг он спрятал лицо в ладонях и зарыдал.

— Простите, мне так тяжело это вспоминать, — с трудом вымолвил он, преодолевая всхлипывания.

Я никогда не видел, чтобы мужчина так плакал. Как ребёнок. Это было удивительно трогательно. И невероятно пугающе.

Мне стало страшно: неужели я всё разрушил? Неужели оборвал едва установившуюся между нами связь? Но Стуре собрался, вытер слёзы и подошёл к запертой двери.

— Подождите! Я скоро вернусь, — сказал он и нажал на кнопку.

Сотрудник больницы выпустил его, а через пару минут Стуре уже стоял с жестяной коробочкой, в которой лежали сотни фотографий. Мы долго перебирали их. На многих Стуре позировал и гримасничал.

Живущий во мне режиссёр думал лишь об одном: как убедить Стуре оставить мне эту коробочку на время?

На одной из фотографий я увидел женщину лет тридцати пяти. Она стояла на кухне и улыбалась на камеру. Стуре поднёс фотографию к моему носу:

— Вот ведь как интересно. Это же единственная женщина, с которой я занимался любовью, — произнёс он.

Мне показалось, он этим гордится.

— Единственная? — удивлённо спросил я. — За всю жизнь?

— Да, только с ней. На это были свои причины, — загадочно добавил он. Много позже я узнал, что под этими «особыми причинами» скрывалось огромное желание Стуре завести детей. Быть может, несмотря на свои пристрастия, он всё же был способен жить с женщиной? Нет, из этого вряд ли бы что-нибудь вышло.

Слушая рассказ Стуре и глядя на фотографию, я мог думать лишь об одном: Грю Стурвик. Норвежская проститутка, которую убили и выбросили на парковке, — и следы спермы внутри её тела. Женщина на фотографии не была Грю Стурвик! А по твоим словам, единственной женщиной, с которой ты вступал в интимную связь, была дама на этой фотографии.

«Зачем Стуре упомянул эту деталь? Уж не проговорился ли он? Или он сознательно хотел сбить меня с толку? Нет, мы ведь не говорили о Грю Стурвик — да и о других убийствах тоже, так с чего бы ему считать, что я знаю о его связи с Грю?» — вот о чём я думал, пока мы рассматривали снимки.

Когда мой визит подходил к концу, я как бы невзначай бросил:

— А нельзя ли одолжить несколько фотографий?

— Конечно, — сказал он, — берите любые.

Я взял пять: Стуре в своём ларьке; Стуре с ребятами во время поездки на очередной концерт; Стуре, с ужасом смотрящий в пустой кошелёк; Стуре за кухонным столом; Стуре рядом с летним домиком Улофссонов, где позже будет убит Йенон Леви.

Стуре позволил мне взять пять фотографий, и, по-моему, это был явный признак доверия. Покидая клинику, я знал: он согласится принять участие в моём документальном фильме. Но в качестве кого — я пока не знал.

Находка

К концу лета 2008 года я успел вывести из себя и Губба-Яна Стигсона, и Лейфа Г.