Итак, мы на кухне, где нынешний шеф-повар орет на другого заключенного: «Что, черт побери, ты тут делаешь? Ты болен или что? На эту сковородку словно наблевали! Я бы не дал это даже собаке начальника. Пусть собака лучше поцелует меня в задницу, чем я дам ей тарелку этой гнусной смеси. Выкини и начни снова. И если ты не приготовишь до обеда то, что заставит меня плакать от счастья, я заставлю ТЕБЯ целовать мою задницу».

Не особо приятно такое услышать. И увидеть. И, должно быть, очень грустно оказаться на месте бедолаги, к которому обращена эта тирада, даже если угроза «целовать задницу» является образным выражением.

Но когда вы сидите за обедом, все отвратительные сцены, которым вы стали свидетелем, мгновенно исчезают из вашей памяти. Вы никогда не пробовали ничего подобного. Вы всерьез начинаете рассматривать преступления, за которые могли бы попасть в Блок Е. Вы бы даже не отказались от пожизненного срока.

Если вы предпочитаете сразу перейти к разделу «Ломаем тюремные стены», вы найдете его на стр. 117.

Блок Ж — тихое и относительно цивильное местечко, насколько такое может быть в тюрьме. Если бы принц Чарльз направил свою кипучую энергию на разработку архитектурного облика тюрьмы, то он нечто подобное и создал бы: классическое и безнадежно отсталое.

Нет, для тюрьмы тут вполне ничего: все аккуратно и чисто. Вы никогда не потеряетесь в этом блоке и не забудете, где находитесь (хотя вряд ли можно забыть, что вы в тюрьме). На самом деле вы не можете заблудиться в Блоке Ж, потому что повсюду развешаны схемы аварийной эвакуации, прямо как в отелях и ресторанах. И надо же, эти схемы — единственное, что украшает стены. В отличие от других блоков никаких надписей на стенах Блока Ж вы не увидите. Когда архитекторы спрашивали сотрудников блока, что бы они хотели написать на стенах, те ответили: «Это стены. Зачем на них писать?»

Это было сказано так, словно архитекторы — непроходимые тупицы.

Архитекторы пожали плечами и вместо этого написали еще несколько великолепных сообщений для заключенных Блока Б, что было намного проще и уж точно приятнее.

Узники Блока Ж выполняют все, что предписывается тюремными правилами: моются, едят, выходят во двор, чтобы подвигаться и подышать свежим воздухом, а также смотрят телевизор. Хотя чаще всего заключенные просто сидят без дела, тупо смотрят в пространство и почти не разговаривают.

Вы могли видеть подобных типов в автобусе или в поезде: они ничего не делают — не читают, не играют в телефон, не болтают и не смотрят с интересом на проплывающий за окном пейзаж. Просто уставились в одну точку и сидят. Но не так, как последователи дзен-буддизма. И не так, словно они говорят окружающим: «Обычно у меня голова пухнет от всяких мыслей и забот, и так здорово просто сидеть здесь и дышать. Этакая миленькая медитация в автобусе». Нет. В голове заключенных Блока Ж не происходит НИЧЕГО.

Я имею в виду, что вообще ничего не происходит. Это не тайм-аут в игре и не «быстрая перемотка», после которой начинается музыка. Это — пауза перед началом фильма, который никак не начинается.

Они даже не могут поставить DVD с фильмом, потому что и DVD не существует, и фильм еще не снят… или не придуман. Может, из-за того, что тот, кто мог бы придумать фильм, сидит здесь — у него есть потенциал, но лампочка в голове выключена.

В Блоке Ж они все такие. Никаких признаков жизни. Здесь нет мира и спокойствия… эээ… как в мирном и спокойном месте. Тут мир и покой, как на кладбище. А я не хожу на кладбище за миром и покоем. Я хожу, чтобы навестить покойных. Добро пожаловать в Блок Ж, где полным-полно покойников и еще есть некая чудесная машина, которая поддерживает в них жизнь, чтобы заключенные выглядели и двигались как живые.

Но они не совсем живые. У них нет воображения. У них нет воображения для того, чтобы увидеть что-то иное. У них нет воображения, и они не могут увидеть ничего дальше своего носа, даже если это очень важно. Как у лягушки, которая сварилась в воде, постепенно нагревшейся до кипения,[18]у заключенных Блока Ж не хватает воображения, чтобы вовремя выпрыгнуть. Поэтому они даже не рассматривают возможность освободиться из тюрьмы, и никто не пытается этого сделать. И работа охранников здесь спокойная и скучная. Охранники тоже, кстати, сидят, уставившись в одну точку.

Остановись и прочитай.

Или, по крайней мере, перестань писать на минутку, Паркин.

Сегодня утром я собрался написать следующую главу и вот что прочитал в Guardian под заголовком «Вести из тюрем»:

Заключенный проковырял пластиковой вилкой полутораметровую стену

Узник, который прокопал полутораметровую стену пластиковой вилкой, был пойман, когда на земле обнаружили кирпичную крошку. Чтобы сделать инструмент, Саймон Лэнгфорд выкрутил шурупы из стола и закрепил их в пластиковой вилке. Многие недели он выковыривал раствор из кирпичной стены в своей камере Эксетерской тюрьмы. Проделанную дыру узник прятал под слоем папье-маше. Попытку побега предотвратил охранник, который увидел кучку кирпичной крошки под окном камеры Лэнгфорда. В эту тюрьму заключенный был помещен после того, как напал на троих надзирателей в другом исправительном учреждении, причем на тот момент ему оставалось всего четыре дня до освобождения.

Я об этом еще не говорил, но, по-моему, теперь самое время. Используя тюремную метафору, мы рискуем вызвать у читателя представление о тюрьме, сложившееся по фильмам и телепрограммам. Мое представление о тюрьме, например, основано отчасти на «Побеге из Шоушенка», отчасти на «Овсянке»,[19]отчасти на «Побеге из замка Колдиц», отчасти на «Бегстве к победе». И на бесчисленных тюремных сценах из фильмов (список в моей голове венчают: «Ограбление по-итальянски», «Молчание ягнят», «Американская история 10» и т. д.).

Единственная тюрьма, в которую ступала моя нога, — это Алькатрас, закрытый в 1963 году. И нигде вы не встретите точное изображение тюремной жизни 2012 года. Так что, если вы читаете эту книгу в тюрьме или знаете, что такое НАСТОЯЩАЯ тюремная жизнь, пожалуйста, не обращайте внимания на неточности и избитые образы. Мы пишем книгу не о тюрьмах. Мы пишем книгу о свободе. И аналогия с тюрьмой позволяет увидеть, как мы можем стать свободными. На самом деле у нашего читателя может быть такое же представление о тюрьмах, как и у нас, потому что он получил его из тех же источников, что и мы.