Джеку принадлежала идея на некоторое время расстаться –«чтобы понять, какова перспектива наших отношений», сказал он. Венди боялась,что он заинтересовался кем-то еще. Позже выяснилось, что это не так. Весной ониопять были вместе и Джек спросил, не хочет ли она повидаться с отцом. Онадернулась, как от удара хлыста.

КАК ТЫ УЗНАЛ?

ТЕНЬ ЗНАЕТ ВСЕ.

ТЫ ЧТО, ШПИОНИЛ ЗА МНОЙ?

И его нетерпеливый смешок, от которого Венди всегда делалосьнеловко, как будто ей восемь лет и причины ее поступков Джеку понятны лучше,чем ей самой.

ТЕБЕ НУЖНО БЫЛО ВРЕМЯ, ВЕНДИ.

ДЛЯ ЧЕГО?

ПО-МОЕМУ... ЧТОБЫ ПОНЯТЬ, ЗА КОГО ИЗ ДВОИХ ТЫ ХОЧЕШЬ ВЫЙТИ.

ДЖЕК, ЧТО ТЫ БОЛТАЕШЬ?

ПОХОЖЕ, ДЕЛАЮ ТЕБЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ.

Свадьба. Отец там был, а мать – нет. Она обнаружила, что сДжеком может пережить и это. Потом появился Дэнни, ее милый сынок.

Тот год был самым лучшим, и в постели тоже так хорошоникогда не бывало. После рождения Дэнни Джек нашел ей работу – печатать намашинке для полудюжины сотрудников отдела английского языка: проверочныевопросы, экзаменационные билеты, расписание уроков, рабочие заметки, списки.Наконец, одному из них она перепечатала роман – роман, который, к крайненепочтительной и очень личной радости Джека, так и не опубликовали. За работуплатили сорок долларов в неделю, а потом, за те два месяца, что онаперепечатывала неудавшийся роман, плата взлетела до шестидесяти. Они купили своюпервую машину, пятилетний «бьюик» с детским сиденьем в середине. Расторопные,смышленые, легкие на подъем молодые супруги. Из-за Дэнни между Венди и матерьюнаступило вынужденное перемирие – напряженное, не слишком-то веселое, новсе-таки перемирие. Когда она возила Дэнни к матери, то Джека с собой не брала.И не рассказывала ему, что мать, хмурясь, каждый раз перепеленывала Дэннинаново и всегда умела найти у него на попке или в промежности первоесвидетельство обвинения – пятнышко сыпи. Мать никогда ничего не говорила прямои все-таки до Венди дошло: примирение уже стоит ей ощущения, что она, Венди,плохая мать и, может быть, эту цену ей придется выплачивать всю жизнь. Матьвсегда находила, чем ее достать.

Днем Венди сидела дома, хозяйничала, кормила Дэнни избутылочки в омытой солнцем кухне четырехкомнатной квартиры на третьем этаже,слушая пластинки на портативном, работающем от батареек, стереопроигрывателе,который купила еще будучи студенткой. Джек приходил домой в три (или в два,если считал, что последний урок можно сократить) и, пока Дэнни спал, уводил еев спальню, страхи насчет того, что она плохая мать, стирались.

По вечерам, пока Венди печатала, Джек писал и занималсясвоими заданиями. В те дни, бывало, появившись из спальни, где стояла машинка,она заставала обоих спящими на диване в кабинете – Дэнни, засунув большой палецв рот, уютно возлежал на груди раздетого до трусов Джека. Она переносила Дэннив кроватку, прочитывала, что Джек написал за вечер, и только потом будила его,чтобы он перешел в спальню.

Лучший год, лучшая постель.

БУДЕТ И НА НАШЕЙ УЛИЦЕ ПРАЗДНИК...

В те дни Джек еще справлялся со своей тягой к спиртному. Всубботу вечером забегала компания друзей-студентов, появлялся ящик пива,начинались споры, в которых Венди почти не участвовала – ведь сама оназанималась социологией, а Джек – английским. Спорили насчет того, литературнымили историческим произведением считать дневники Пеписа, обсуждали поэзиюЧарльза Олсона, иногда читали куски еще незаконченных работ. Спорили на сотнитем. Нет, на тысячи. Необходимости участвовать она не ощущала – достаточно былопримоститься в кресле-качалке рядом с Джеком, который сидел на полу по-турецки,держа в одной руке пиво, а другой нежно обхватив ее икру или лодыжку.

В Нью-Хемпширском Университете шло свирепое соревнование, аДжек нес дополнительное бремя – он писал. Каждый вечер он тратил на это неменьше часа. Это было его рутиной. А субботние посиделки – необходимымлечением. Там Джек выпускал из себя нечто, которое иначе могло бы разбухать дотех пор, пока он не взорвался бы.

Заканчивая диплом, он откопал работу в Стовингтоне, главнымобразом, благодаря своим рассказам – к тому времени было опубликовано ужечетыре, один – в «Эсквайре». Венди достаточно ясно помнила тот день – на то,чтобы забыть, трех лет мало. Конверт она чуть не выбросила, решив, что этоочередное предложение подписки. Вместо того, вскрыв конверт, она обнаружилавнутри письмо, извещающее, что «Эсквайр» в начале следующего года хотел быиспользовать рассказ Джека «Что касается черных дыр». Они заплатят девятьсотдолларов – не за публикацию, а за согласие. Почти половину того, что оназарабатывала за год, перепечатывая разные бумажки, и Венди полетела к телефону,оставив Дэнни сидеть в высоком стульчике, комично тараща ей вслед глаза сперемазанной пюре из говядины с горохом рожицы.

Через сорок пять минут из университета прибыл Джек, «бьюик»оседал под тяжестью семи приятелей и бочонка пива. После церемониального тоста(Венди тоже пропустила стаканчик, хотя обычно была равнодушна к пиву) Джекподписал соглашение, положил в конверт с обратным адресом и отправился броситьего в ящик в конце квартала. Когда он вернулся, то, остановившись в дверях, ссерьезным видом сказал: «Вени, види, вици». Раздались приветственные крики иаплодисменты. Когда к одиннадцати вечера бочонок опустел, Джек и те двое, чтовсе еще были транспортабельны, отправились по барам.

Внизу, в холле, Венди отошла с ним в сторонку. Те двое ужевышли и сидели в машине, пьяными голосами распевая нью-хемпширский боевой гимн.Джек, стоя на одном колене, угрюмо возился со шнурками мокасин.

– Джек, – сказала она. – Не надо. Ты даже шнурки завязать неможешь, что уж говорить про машину.

Он поднялся и спокойно положил ей руки на плечи.

– Сегодня вечером я луну с неба могу достать, если захочу!

– Нет, – сказала она. – Нет, ни за какие рассказы в«Эсквайре» на свете!

– Вернусь не поздно.

Но вернулся он только в четыре утра; спотыкаясь и бормочаподнялся по лестнице и, ввалившись в комнату, разбудил Дэнни. Попытавшисьуспокоить малыша, он уронил его на пол. Венди вылетела, как сумасшедшая, первымделом подумав о том, что скажет ее мамочка, если увидит синяк, а уж потом провсе остальное, – Господи, помоги, Господи, помоги нам обоим, – и, подхвативДэнни, уселась с ним в качалку, убаюкала. Почти все пять часов, что Джека небыло, она думала в основном о своей матери и ее пророчестве, что из Джеканикогда ничего не выйдет. НАПОЛЕОНОВСКИЕ ПЛАНЫ, сказала мать. А ТО КАК ЖЕ. ВБЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ КОМИТЕТАХ ПОЛНО КРЕТИНОВ С НАПОЛЕОНОВСКИМИ ПЛАНАМИ. Доказывалли рассказ в «Эсквайре» правоту матери, или напротив? УИННИФРЕД, ТЫ НЕПРАВИЛЬНОДЕРЖИШЬ РЕБЕНКА. ДАЙ ЕГО МНЕ. А мужа она держит правильно? Иначе зачем емууходить со своей радостью из дома? В Венди поднялся беспомощный ужас, и ей дажене пришло в голову, что Джек ушел по причинам, не имеющим к ней никакогоотношения.