Она плыла в его объятиях под завистливые взгляды одноклассниц и не верила в то, что всё происходящее с ней — реальность. Её не смущал даже явственный запах алкоголя, который она уловила. Видимо, ребята пропустили под шумок рюмашку-другую, контрабандой пронеся спиртное на школьную вечеринку…

— У тебя всё хорошо? — нерешительно спросила Лиза, практически прижавшись губами к его уху и замирая от чувства острого хрупкого счастья. Брови Тошина чуть приподнялись.

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Ну… вы же с Диной поссорились…

— А, это… — он махнул рукой. Уголок его рта дрогнул в презрительной усмешке. — Достала она меня, честно. Даже думать о ней больше не хочу.

— А что случилось? — набравшись наглости, спросила Лиза.

— Да ревнует меня к каждой юбке, представляешь?! Вот и сегодня застала у меня дома соседку, студентку-первокурсницу, и разоралась. А соседка правда пришла просто соли одолжить, веришь?

— Верю, — выдохнула Лиза влюблённо.

— Ну вот. А Динка не поверила. Говорит, какая такая соль, если у неё халат короткий, ничего не прикрывает, и вообще… Короче, довела, — он с досадой поморщился. — Не выношу ревнивых баб. Бесят!..

Лиза с тревогой завертела головой, проверяя, не вернулась ли Старцева в зал. Не хотелось бы становиться жертвой её болезненной ревности…

— Ты чего, Динку боишься? — догадался Олег и улыбнулся. — Да не переживай, к тебе бы она точно ревновать не стала!

Лизе стало обидно. Неужели она настолько непривлекательна?.. Поняв свою оплошность, Тошин торопливо добавил:

— Я в том смысле, что… ну, мы же с первого класса все вместе учимся. Знаем друг друга как облупленных. Она к тебе привыкла. А на самом деле… на самом деле ты просто классная! — добавил он, убедительно тараща глаза. — И очень красивая… правда.

Лиза замерла от этого неожиданного признания. Ноги у неё подкосились, и если бы Олег не держал её сейчас за талию — точно упала бы к его ногам. Так бывает? Правда? Любовь всей её жизни, Олег Тошин, только что сказал, что считает её красивой?!

Тем временем он поднял руку и коснулся Лизиного лица, очерчивая контур нежных девичьих губ.

— Ты целовалась когда-нибудь? — спросил он с любопытством. Лиза зажмурилась и отрицательно замотала головой.

— Хочешь, научу? — спросил он игриво. Лиза распахнула глаза, а затем, гордо и независимо, как ей казалось, вскинув подбородок, смело ответила:

— Хочу!

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

— Значит, так, — Лёлька окидывает меня критическим взором. — Сегодня тебе надо выглядеть не овцой на заклании, а победительницей по жизни, роковой красоткой и разбивательницей сердец! Все молодые люди в клубе должны умирать от желания целовать именно тебя, а не какую-то другую девушку.

Мы сидим в моей комнате, забравшись с ногами на кровать, пьём свежезаваренный травяной чай и жуём бабушкино печенье; в ногах у меня раскинулся толстый и лохматый кот Веник и бесцеремонно храпит, всем своим видом демонстрируя презрение к глупым бабским разговорам.

— Может, сразу напишем мне на лбу красной помадой: “KISS ME”? — скептически интересуюсь я, слизывая с губ крошки. Лёлька задумывается.

— Красная помада… Бинго! Ты умница. Считается, что именно ярко-красный цвет вызывает у противоположного пола наибольшее влечение. Тащи косметичку, будем тебя красить!

— Да у меня и нет красной помады, наверное… — сомневаюсь я. — Предпочитаю более сдержанные оттенки.

— Никакой сдержанности! Никакой скромности! Никакого стеснения, будем красить тебя ярко-ярко!

— Как проститутку? — ехидно уточняю я.

— Как свободную, красивую, счастливую девушку, у которой вся жизнь впереди! Ты не просто идёшь в клуб — ты идёшь в клуб целоваться и отрываться!

— Девочки, — в дверь комнаты деликатно стучится бабуля, — ужин скоро будет готов. Вы сейчас покушаете или подождёте, когда Маринушкины родители с работы вернутся, и тогда уж все вместе сядем за стол?

Лёлька отрицательно мотает головой:

— Спасибо, Евдокия Тимофеевна, но мы с Мариной сегодня идём на вечеринку, так что ужинать не будем.

— Не будете?! — ахает бабушка.

— Не будем?! — эхом возмущаюсь и я.

— Что, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда? — поддевает меня подруга. — Ты должна быть лёгким, порхающим мотыльком, а не беременной бегемотихой! — затем она поворачивается к бабушке и поясняет:

— Знаю я вас, Евдокия Тимофеевна, у вас же всегда и первое, и второе, и компот… Подумайте сами, неужели Наташа Ростова нажиралась до отвала перед своим первым балом?

— Ну, если уж Наташа Ростова… — бабушка понимающе улыбается и возвращается в своё кухонное царство. Веник, встрепенувшись, соскакивает с кровати и следует за ней — кто-кто, а он не намерен игнорировать заветное слово “ужин”.

Едва мы выходим из дома и садимся в заранее вызванное такси, оживает мой телефон.

— Карик активизировался, — говорю я дрогнувшим голосом, наблюдая за именем, высветившимся на экране.

— Сбрасывай, — решительно командует Лёлька. Я подчиняюсь, потому что совершенно не готова сейчас с ним разговаривать и вообще не знаю, что могу ему сказать.

Карик набирает мой номер снова, я опять прерываю звонок и трусливо спрашиваю у подруги:

— А может, сразу отправить его в чёрный список? Боюсь, долго подобную осаду я не выдержу, а этот мастер… болтать языком может снова меня задобрить.

— Лучше переименуй контакт в телефоне: “Тот, перед кем я раздвигаю ноги по первому свистку”, — невозмутимо советует Лёлька, напоминая о моём недавнем унижении. Таксист с любопытством косится в мою сторону. — Взглянешь — и охоту отвечать отобьёт напрочь!

— Идея неплохая, но, боюсь, это слишком длинно.

Карик опять звонит. Сердце моё начинает стучать всё быстрее. Нет, конечно, я не простила его, но…

— Лучше ответь и пошли его прямым текстом, — снова распоряжается Лёлька. — А то он так весь вечер нам испортит!

— И что мне ему говорить? — пугаюсь я.

— Скажи, что он кобель, подлец, скотина и импотент.

— Но он далеко не импотент!.. — вскидываюсь я. Таксист всё живее интересуется нашей беседой и следит за дорогой уже вполглаза.

— Неважно. Главное, скажи. Это ударит его в самое сердце!

Я дрожащими пальцами принимаю вызов.

— Алло…

— Маришка, привет, — раздаётся в трубке знакомый, с бархатными интонациями, голос. — Всё ещё дуешься?

— Я не дуюсь.

— Ну я же слышу! Обиделась, да? Перестань, пожалуйста. Ты погорячилась, я погорячился…