– вырвалось у меня – как я хотел бы помочь тебе! Ведь я был таким же как ты! Молодым, горячим. Хотел всего и сразу. Деньги, машина, дом, путешествия!

– И получил же?

– Получил… Геморрой в заднице. Обман все это. А объяснить не могу. Ну вот представь, ты проснулась рано утром, настроение хорошее, ты радуешься миру, мир улыбается тебе и вдруг какой-то урод испортил тебе настроение. Просто сказал какую-то гадость. И все. Мир погас, настроение паскудное. А теперь представь, что ты каждый день будешь встречать таких уродов и они будут не просто портить тебе настроение, а, извини, срать в душу, да еще и в морду дадут, если что-то не так. Спрашивается, как тут можно стать счастливым? Озвереешь скоро – это так.

– А здесь мне каждый день срут в душу – это как? Об этом подумал? Хорошее настроение утром, говоришь? А у меня за последний год такое настроение и было разве только, что в последние дни. Сказать почему?

– Какая разница?

– Боишься? А я все равно скажу. Потому что просыпаюсь и знаю, что сегодня увижу тебя. Вот и все мое счастье. И не надо мне говорить всякую ерунду! Лучше молчи. А то расплачусь… Не понять нам с тобой друг друга. Из разных миров мы. Вот и Георгий Семенович, как заведет шарманку про своего Бога, про религию… Легко ему говорить. Он уже все видел. В Египте был, в Африке какой-то южной, в Америке. Только я тоже хочу мир посмотреть. Я кроме этой чертовой Великой что видела?! Остров? Спасибо! Тогда и посмотрим, кто прав…. А ты… не бойся меня! Я тебя не обижу. Ты учи меня. Я понятливая. И не жадная. Я в детстве санитаркой мечтала стать. Помогать людям…

Возвращались мы домой после обеда. Ехали неспешно. Молчали. Лиза была грустна. Полдороги она слушала Буланову и заплакала себе платье. Я искоса смотрел на нее и начинал понимать, что уже не смогу бросить этого нелепого ребенка на произвол судьбы. И от этой мысли у меня живот сводило от страха. Что я мог поделать? Удочерить ее? Смешно. Жениться? Еще смешнее. Я мог помочь ей материально, у строить ее на работу… что потом? Не верил я в сказки со счастливым концом. А эту сказку мне предстояло выслушать до конца.

Вечером я по привычке сидел в саду у отца Георгия за накрытым столом и держал с ним совет.

– Так Вы серьезно хотите помочь? – не первый раз переспрашивал отец Георгий, пытливо вглядываясь в мое лицо.

– Серьезно. И выбросьте, ради Бога, дурные мысли из головы! Я не настолько глуп, чтобы совершить самую большую глупость в своей жизни.

– Я не про себя. Подобные мысли могут возникнуть у кого угодно. И возникнут, не сомневайтесь, Вы готовы к этому?

– Нет. И хотел бы свести эти помыслы и пересуды к минимуму. Как? Я могу помогать материально. Например, снимать квартиру. У меня есть кое-какие связи. Я мог бы устроить ее на работу.

– Ей надо учиться.

– Боюсь с этим будет туго. Насколько могу судить, уровень ее образования близок к критическому.

– О, да – вздохнул отец Георгий. – Есть еще один момент. Бабушка, положим, будет не против. Мама?

– Думал об этом. Собираюсь к ней в гости. Не скрою, даже думаю об этом с ужасом, но – без этого никак. Надеюсь, она будет хотя бы в вменяемом состоянии. Собственно, от нее ничего и не требуется…

– Она может просить денег.

– Дам.

– Еще и еще раз. Понимаете? Вы можете стать для нее соблазном шантажировать Вас.

– Понимаю, отец Георгий, понимаю, а ответа от меня не ждите. У самого голова кругом идет. Ведь я только сегодня к этому пришел. Голова, знаете ли, кружиться с непривычки.

Отец Георгий, задумчиво качал головой, молчал, но напоследок спросил, пожимая мне руку и глядя мне в глаза.

– А зачем Вам это надо, Олег?

Я пожал плечами и с усилием расцепил наше рукопожатие.

Ночью, на сеновале, закинув за голову руки, я задал себе тот же вопрос: зачем мне это? Жена ответила бы на этот вопрос так: «Потому что тебя гложет комплекс вины. Потому что ты разбил нашу семью. Потому что хочешь стать благородным на старости лет, но всегда был и останешься эгоистом». Серега обнял бы меня за плечи, и загудел в ухо: «Стареем, старик, стареем. Сентиментальным ты был всегда. А может быть просто молоденькую захотелось?». Я вдруг вспомнил, кого напомнила мне Лиза. Еще на заре моей душегубской карьеры, мы выселяли в Могилев целую семью: мать, дочь и отца… Девчушка была совершеннейшим зверенышем. Сидела в разбитом кресле, подобрав ноги и прижав к животу како-то сверток и сверкающими глазенками следила за тем, как мои пацаны выносят мебель. На вопросы не отвечала, припухшие губы что-то беззвучно шептали. Звали ее Зина. Пьяненький отец, потерянно скитавшийся из комнаты в комнату, старался на нее не смотреть. Мать сидела в кабине водителя и пила пиво. Возле парадной собрались подростки. Они наблюдали за погрузкой молча, открыв рты. Когда Зина вышла, из группы навстречу ей выбежала крупная, черненькая девчонка и с плачем бросилась на шею. Зина отдала ей сверток, что-то сказала, остальные тоже потянулись, хлюпая носами.

– Ну чего расхныкались. Не в Антарктиду едем! Еще увидитесь – гаркнул, улыбаясь, Пека. Зина обернулась и обожгла его таким взглядом, что он смешался и с яростью закрыл дверцу кузова.

Я не ошибся, из свертка выглядывала пластмассовая нога куклы. Зинка прощалась не просто с друзьями и улицей, она навсегда прощалась с детством и прекрасно это понимала.

Обычно мы с Серегой после такой работы пили водку в бане, которую облюбовали на улице Новоселов, в Невском районе. Чтоб глаза не жгли воспоминания, привозили девок. Я давно заметил, если хочешь заглушить совесть – собери вокруг себя блядей. Это лучше бухалова. Бесстыжая баба способна вывернуть душу мужика наизнанку. Это как хорошенько проблеваться после паленой водки. Конечно, благодать на душу не сойдет, но будет все фиолетово. Мне тогда очень нравилось состояние, когда все фиолетово. Другие состояния были гораздо хуже.

В этот вечер мы с Серегой были одни. Одни во всей бане. Банщик, получив инструкции, тоже скрылся от греха подальше. И пили мы не водку, а немецкое пиво из банок. На груди Сереги сиял золотой крест.

– Представляешь, – сказал он, отрыгнув после большого глотка – два кило прибавил. Если весы не врут, конечно. Пора завязывать с этой байдой – он кивнул на банку. –