— А что я получу с этого? — спросила она дружелюбно.

— Мое счастье.

Он и сам был удивлен, что произносит вслух такие мысли. Мать была застигнута врасплох таким ответом, поскольку его счастье никогда не было предметом ее размышлений и забот. Она старалась увязать это новое обстоятельство со своей жизнью, но не находила ничего общего между ними.

— Ну, ты хотя бы будешь приносить мне шоколадки?

— Тогда все в порядке?

— Ты уверен, что это работа?

— Я буду зарабатывать и смогу даже немного откладывать.

— Для чего?

Он снова улыбнулся, на этот раз самому себе.

— Никогда не знаешь точно, для чего.

Он был рад, что так ловко устроился с часами работы, ему не терпелось вернуться к своему меню, которое и было основой его будущего благосостояния. Он сел за стол и опять стал просматривать услуги, перечисленные в списке.

Пока еще цены не были проставлены, но все услуги шли по нарастанию приятного возбуждения от разыгравшегося, лишенного практического опыта воображения. Итак, держать руку мисс Хоукинс — услуга первая и, очевидно, самая дешевая. Брайан прикинул, что за это удовольствие можно попросить не более двух пенсов, но и не менее: нельзя же недооценивать себя. Следующий пункт предполагал уже удовольствия для двух рук, что по логике должно было автоматически удваивать стоимость услуги, но он побаивался такого стремительного набора оборотов. Ведь дальше в меню должны были появиться более привлекательные пункты, так что стоимость самых дорогих и соблазнительных услуг, завершавших список, выросла бы до астрономической. Напротив двух рук написал — три пенса. Он надеялся, что мисс Хоукинс и сама уловит в этом искусственное занижение цены. Эти два блюда художник украсил лепестками желтых роз. Зеленый листочек, завершавший снизу эту композицию, означал переход к следующей группе более искусных услуг, предоставляемых по более высоким ценам. Удовольствия этой категории меню предназначались для частей тела, чаще всего скрытых от посторонних глаз. Далее по списку следовали: поглаживание локтя, шеи, щиколотки и коленей.

Эти пункты он украсил нераскрывшимися розовыми бутонами, намекая на их буйное цветение в следующем разделе. Эта третья и завершающая категория услуг, по его замыслу, должна была стать самой многообещающей, поэтому ее будут обрамлять коричневые стебли роз с колючими шипами. Он еще не вполне определился с названиями пунктов: требовались время и вся его изобретательность, чтобы найти нужные слова и подходящие образы, и только потом можно было определиться с ценой.

Пока что Брайан сооружал рамку из шипов. Шипы символизировали боль, но боль, подслащенную кое-где разбросанными буйно цветущими желтыми розами. На каждом из лепестков поблескивала капелька росы. Непонятно почему, но эта маленькая росинка казалась ему очень удачно найденным и уместным дополнением к общей композиции. Пока мистер Воттс был занят подготовкой своего меню удовольствий, миссис Воттс одолевали бесконечные сомнения и подозрения по поводу его новой работы. Все, что ее ожидало, — это новые неудобства и одиночество. Единственным плюсом его продолжительного отсутствия будет возможность хорошенько порыться в его бумагах и раскрыть его коварные планы относительно ее дальнейшей судьбы. Несмотря на все заверения сына, угроза Дома на Закате все еще висела над ней страшной тенью.

— Когда ты собираешься начать работать? — Ей не терпелось поскорее приступить к расследованию.

— В следующую пятницу.

Вполне обнадеживающе.

— Наверное, начну с часа или что-то вроде того.

Он собирался встретиться с мисс Хоукинс, как договорились, и предложить ей список услуг. Скорее всего она возьмет меню домой, для того чтобы внимательно изучить его. Ему не хотелось присутствовать при чтении предлагаемых услуг и быть свидетелем ее первой реакции — это наверняка смутит его. Следующую встречу можно назначить на вечер понедельника. Будет неплохо, если она позовет его к себе домой, ведь все пункты, кроме первой категории, определенно не для прогулок на открытом воздухе. Брайан надеялся, что к пятнице список услуг будет готов для ознакомления. Его работу осложняло постоянное присутствие матери: под ее неусыпным оком было трудно сосредоточиться и раскрепоститься, к тому же ее подслушивание и подглядывание превращало его зарождавшийся бизнес в список непристойностей. Он решил всегда держать меню при себе, никогда не оставлять его дома и не делать копий. Скорее всего оригинал он отдаст мисс Хоукинс, и она будет его хранить. Если ей захочется, сделает рамку и повесит над камином, чтобы предлагаемые удовольствия всегда были перед глазами.

Он чувствовал, что мать внимательно следит за ним и его непонятная, счастливая улыбка ей не нравится. Ее внезапный крик, полный злорадного триумфа, ничуть не удивил его.

— Я мокрая!!!

Устало он подошел к креслу и помог ей добраться до ванной. Взял на кухне тряпку и занялся полом. Иногда ему казалось, что она это делает нарочно. Пока вытирал лужу, отвернувшись от невыносимого запаха, опять подумал о том, что всегда приходило в голову во время этого занятия: сколько все это может продолжаться и когда же он сможет пристойно отправить ее в дом престарелых? Пристойным в его понимании было бы состояние полной амнезии, когда она не могла бы определить, где и как живет. Поэтому ему скорее всего придется ждать ее полного слабоумия. Он хотел, чтобы ее физическое тело было здорово до тех пор, пока она жива, а разум превратился бы в разум невинного младенца, не способного испытывать боль унижения. Он ждал времени, когда она не будет узнавать его. Это случится однажды утром. Он принесет ей чашку утреннего чая, а она просто не вспомнит его имени. Как часто мечтал он об этом! И тогда он без зазрения совести оденет ее с бесконечной нежностью и заботой и отвезет в Дом на Закате. И она никогда не узнает, кто выкинул ее из дому.

Он станет навещать ее каждую неделю, и его не будет обижать то, что мать не узнает сына. Но он не мог решиться проделать это, пока она была полна сил и в твердой памяти. Каждый день он прислушивался к ней, надеясь заметить хотя бы первые, незначительные признаки появления нелогичной, бессвязной болтовни. Да, он слышал, нельзя надеяться на непременное наступление старческого слабоумия. Некоторые люди, дожившие до девяноста лет, вовсе не хотели умирать и, уходя, проклинали презренный мир, который все еще должен был им жизнь. Сейчас Брайан слышал, как она медленно двигалась в ванной, натягивая чулки. Его раздражала ее невероятная осторожность, и он начинал сомневаться, положено ли ей вообще продолжать никчемное существование. Эти мысли были очень болезненны и совершенно бесполезны. Он быстро отнес тряпку на кухню и бросил под струю холодной воды. В следующий раз, говорил себе Брайан, в следующий раз он выяснит все по поводу содержания постояльцев, больных энурезом, в роскошном доме престарелых «Петунья». Послышались шаги матери, и он помог ей опять устроиться в кресле.

— Не делай этого больше.

Он каждый раз повторял одно и то же после очередной лужи, хотя понимал всю бессмысленность увещеваний. Самое отвратительное заключалось в том, что мать не контролировала себя.