Хорошо так держится, как будто грудь для данной руки создавалась.

Однако!!!

Правая рука Валентина тоже не без дела — она под головой у Таи в качестве подушки, и затекла так конкретно. Нет, позиция замечательная по всем статьям, кроме некоторых, как-то: девушка — чужеродная форма жизни из другой реальности; она находится в бегах, а преследуют ее, возможно, вполне заслуженно, так что из солидарности с неведомыми потенциальными коллегами нужно перестать обнимать подозреваемую. Да, еще один момент: девушке слегка за двадцать, а самому Ковалеву тридцать девять.

Так что хорош лапать то, что не след, и пора вставать.

Глагол «вставать» тело восприняло совсем не в том виде, на который рассчитывал Валентин, так что несколько минут ушло на то, чтобы успокоиться и тихонько вытащить окончательно онемевшую руку из-под девичьей черноволосой головки. Левая рука, само собой разумеется, подчинилась хозяину и отпустила упругое полушарие.

Как и несколько часов назад, Тха-Сае проснулась мгновенно, сразу переходя в состояние бодрствования. Она наткнулась на не самый дружеский взгляд майора, который выдавил из себя осипшим голосом:

— Если хотела спать, нужно было сказать мне, а не бросать вахту.

— Это вместо «доброго утра»? — Насмешливо спросила Тая, безуспешно пытаясь скрутить свои длинные волосы в пучок и заколоть его обломанной веткой. — Не удивительно, что ты не женат. Такие приветствия никому не понравятся.

Где-то Валентин уже слышал подобное. Не иначе, от Дигена.

— Давай оставим в покое мою личную жизнь. — Ковалев прокашлялся, поднимаясь с примятой еловой лежанки. — А если бы нас захватили врасплох?

— Не думаю. Сплю я достаточно чутко, посторонние шумы воспринимаю на раз, как и действия.

Теперь уже не только голос, но и взгляд девушки не прятал усмешку. Ах ты… Значит, она все чувствовала?!

— У тебя теплая рука, Валентин, мне было приятно. — Как ни в чем не бывало, созналась Тха-Сае. — Нам пора. Кажется, мы достаточно долго пробыли рядом, чтобы меня не выкинуло обратно, так что можно уходить и возвращаться в твой мир. Сколько времени прошло по твоим часам?

Майор глянул на циферблат.

— Сейчас десять тридцать две. Я не засекал время, когда все случилось, но, думаю, было не позднее пяти вечера. Такого промежутка для контакта достаточно, или?..

— Около восемнадцати часов… — задумалась девушка. — Вот и проверим. А то, по-моему, у нас гости. Пора уже.

Шум автомобильных моторов послышался тотчас, откуда-то справа, затем — слева. Получается, Тая знала про этот шум? Знала так же, как направление пути после бегства из сарая…

— Что, губернии договорились о ловле нелегалов? — Не смог удержаться от ехидства майор, потирая проросший газончик щетины на подбородке.

— Да, все по сценарию. — Абсолютно серьезно ответила Тая, закончив свой эксперимент с волосами так, что веточка разломалась на три части и окончательно запуталась в черных прядях.

— Так и было несколько раз! Я потому и выбрала данный временной сектор, что здесь нет сюрпризов. В каждом дефектном цикле меня тут пытались догнать и убить, я убегала в нейтраль, но иногда убийство получалось. Сейчас алгоритм цикла слегка нарушен, потому что мы вдвоем, но внутри цикла объекты запоминают события и следуют штампу.

От ее обыденного и безразличного тона у Валентина едва не встали дыбом волосы.

— Что происходит, когда… тебя убивают?

— Почти то же самое, что и без убийства. Я же нахожусь вне времени, пока в поле действия синха. Собираюсь в нейтрали по атомам, Валентин, долго и неприятно. Ты тоже сейчас вне времени, под действием прибора. В случае чего будет то же самое.

Синх, или синхронизатор — то, что было спрятано в черной сумочке. Ее содержимое так и не было предъявлено майору, но Тая утверждала, что устройство позволяет совершать необходимые перемещения во времени и синхронизировать все: время, реальности, язык обитателей, чтобы чувствовать себя своей — хотя бы до определенной степени… Пока хватает заряда в приборе, он работает. Настоящие Путешественники не нуждаются в синхе, они не проходят через временной буфер, или нейтраль, но сама Тха-Сае не является Путешественником.

Квантовым малиновкам необходим синх.

Ковалев подошел к ней вплотную и требовательно посмотрел прямо в желтые глаза.

— О какой метке говорил дед вчера? И где он мог ее видеть?

Сейчас эти странные глаза, обрамленные пушистыми черными ресницами, хранили нечитаемое выражение, как будто некто наглухо отгородился от мира плотными шторами.

— Видеть мог на мертвом теле. Дополнение к синху. — Прозвучал обескураживающий и даже шокирующий ответ. — Компас малиновок. Я же говорю, живые объекты в дефектном цикле запоминают события, хоть и на уровне подсознания. Первые четыре раза у меня ничего не получилось… Я нарывалась на этого егеря, он открывал стрельбу от неожиданности.

Компас?! «Где он у нее, не в трусах, надеюсь?!» Так четыре раза или шесть?! Вот оно, то самое вранье, которое не натянешь на голову! Шум моторов приближался.

— Какие «четыре раза», Тая? — Ковалев чувствовал растущее раздражение, как собственную небритую щеку под пальцами. — Ты только что говорила, что работала здесь шесть раз. Хватит изворачиваться. Или я никуда не пойду с тобой, а твоя встреча с Мариен не состоится вообще. Я не хочу собираться по атомам в твоей нейтрали и жду честный ответ.

Плотные шторы дрогнули. И тот, кто за ними прятался, на миг показался.

Не крутая, бывалая и отчаянная.

Скорее, маленькая, напуганная и запутавшаяся.

Во внутренних уголках глаз как будто набухали слезинки, но бывалая и отчаянная взяла верх. Влага в уголках глаз исчезла. И шторы захлопнулись. Даже не шторы, а тяжелые ставни, хоронящие заживо.

— Хорошо. Именно четыре раза. Не было тут никакой работы, я просто прикидывала варианты, запутывая собственный след… Погибала, потому что дед палил сдуру от неожиданности, когда я падала из воздуха перед его носом. Два последних раза проработала безопасный маршрут, чтоб не пересекаться с этим… стрелком. Время рассчитано было точно, и кабы не мой обморок… Это я надрезала пограничную «колючку», нож позволяет. Четыре плюс два, вот тебе и шесть раз… Конечно, дед меня запомнил уже. Он не может знать, кто я, но следует программе. А тебя он видит впервые, вот и сбился.

Ковалев чувствовал, что вязнет в этих непонятных ему объяснениях. «Так что это, гребанный день сурка?! И где еще ты мне врала, девочка?»

Майор задал только один вопрос, стараясь не обращать внимания на шум моторов, перешедший в рев, и делая голос как можно мягче:

— Зачем?..

Голос Тха-Сае дрогнул:

— В первый и… в последний раз в жизни я подчищаю за собой, Валентин. Я готовилась к этому пять лет… На моей совести смерть родителей и… еще одной очень хорошей женщины. Я все верну, как было.