Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меняю кисть сирени крупной,
И голос Музы неподкупной,
Меняю диких скакунов,
Меняю душу и любовь
На комфортабельное ложе,
На праздности тягучий плен…»
Но только сон ли это, боже?!
Я не согласна на обмен!
– Да уж, – сказала Мирослава, когда он закончил петь, – такой выбор встаёт в той или иной мере почти перед каждым. И не только в наше время. И счастлив тот, кто не уступит соблазнам.
– Я где-то читал, что самыми счастливыми людьми являются мудрецы, сторожащие чужие огороды, – сказал Шура.
– Только всего святого ради, без крайностей! – не выдержал Миндаугас.
Мирослава и Шура, глядя на него, как-то уж слишком ласково ему улыбнулись.
«Ох уж эта загадочная русская душа», – подумал про себя Морис.
Мирослава не удержалась и пошутила:
– Мы с Морисом и так стережём сад, огород. Правда, не чужой, а свой. Шурочка, присоединяйся к нам.
– Ребятки! Я и так с вами!
На этой оптимистической ноте они разошлись по своим спальням. Вдвоём легли в эту ночь в постель только двое – Мирослава и… Дон.
Низкая луна агатового цвета повисла над вершинами обнажённых яблонь, продрогших на весеннем ветру.
Глава 9
На следующее утро Наполеонов поднялся рано и сразу же засобирался домой. Морису с трудом удалось уговорить его позавтракать.
Ярко светило солнце. Март, кажется, вспомнил, что он является весенним месяцем. Пусть и календарным, но всё-таки.
– Ладно, поем, – сделал одолжение Шура и умял всю горку сырников, выложенную на его тарелку Морисом.
– А сметану вы сами делаете? – спросил он, макая очередной сырник в густую белую массу.
Миндаугас ответил на полном серьёзе:
– Если только из того молока, что ты надоил от соседского козла.
– Какого ещё козла? – поперхнулся Шура и замахал на Мориса руками. Откашлявшись, добавил обиженно: – Уже и пошутить нельзя.
– Предупреждать надо, – флегматично отозвался Миндаугас.
– О чём?! – вытаращил глаза Шура.
– О том, что вы шутить изволили.
– Да ну вас, – отмахнулся Наполеонов, – лучше я к маме поеду.
– Езжай, голубчик мой, – вежливо отозвался Морис и принялся за приготовление очередной массы для сырников, которыми на завтрак собирался кормить Мирославу и себя.
Когда Волгина спустилась к завтраку, «Лада Калина» следователя уже покинула пределы коттеджного посёлка.
– Как вкусно пахнет, – сказала Мирослава, выливая из чайника старую заварку и заваривая новую. Морис между тем закончил выпекать сырники и разложил их по тарелкам.
– Как ты думаешь, – спросила Мирослава, разливая чай по чашкам, – зачем к нам приезжал Шура?
– Соскучился, – пожал плечами Морис.
Мирослава фыркнула, отломила кусочек сырника и положила его на подоконник перед носом кота. Дон понюхал ещё горячий кусочек запечённого творога, лениво пошевелил его лапой и только после этого принялся жевать.
– У вас другие предположения? – спросил Морис, краем глаз наблюдая и за хозяйкой, и за котом.
– Другие, – вздохнула Мирослава. И, не дожидаясь очередного вопроса помощника, пояснила свою версию: – Хоть Шура и настаивает на том, что Авдеев убил свою жену, до конца он в этом не уверен. Как справиться с точащим его душу червячком сомнения, он не знает, вот и примчался к нам за помощью.
– Однако помощи он у нас не попросил, – напомнил Морис.
– Гордыня помешала, пособница всех злых дел.
– Что-то уж вы очень сегодня строги к своему другу, – заметил Морис.
– Ладно, смягчим формулировку, – улыбнулась она. – Шура небось понадеялся на то, что мы, подобно ясновидящим, проникнем в суть его проблемы и подскажем, как её разрешить.
– Согласен, но с двумя поправками.
– С какими же?
– Ясновидящая у нас вы. – И, не обращая внимания на её ироническую улыбку, продолжил: – И как бы хорошо я ни относился к Шуре, подозреваю, что на этот раз он ждёт не подсказки, а полного разрешения проблемы, то есть улик против другого человека.
Мирослава пожала плечами.
– При этом он не озаботился тем, чтобы хоть как-то облегчить вашу работу.
– Нашу, – поправила Мирослава. – Что, по-твоему, он должен был сделать?
– Назвать имя того, кто обнаружил убитую женщину.
– Сам знаешь, что следователь по рукам и ногам связан так называемой тайной следствия.
– Ага, – саркастически улыбнулся Морис, – а мы с вами из-за этого вынуждены совершать воистину акробатические кульбиты.
– И не говори, солнышко, – легко согласилась Мирослава.
На несколько минут воцарилось молчание. После того как сырники были съедены, детектив сказала:
– Я вот думаю, что у убитой должно быть несколько подруг. Наполеонов упомянул только об одной. Тебе это не показалось странным?
– У вас тоже всего одна подруга, – напомнил Морис.
– Ты имеешь в виду Шуру? – пошутила Мирослава.
– Нет, я имею в виду Люсю. – При произнесении имени подруги Мирославы выражение лица Мориса стало кислым.
Стараясь не расхохотаться, детектив проговорила:
– Не сравнивай! Обычно у женщин несколько подружек, приятельниц, знакомых. Знаешь, что я думаю.
– Что?
– Оперативники не могли опросить всех жильцов.
– Была ночь, так что, наверное, все были дома, – возразил Морис.
– Необязательно. Да и даже если опросили, могли что-то упустить. Оперативники тоже люди.
Он кивнул.
– Поеду я завтра и поговорю с соседями.
– А сегодня?
– Сегодня ты соберёшь мне всю какую только можно информацию о Михаиле Авдееве, его жене, сестре, деятельности его фирмы и о сотрудниках этой фирмы.
– Хорошо, – согласился он. – Тем более что ничего существенного я сегодня готовить не собираюсь.
– У нас, кажется, есть рыба. Можно приготовить её на гриле.
– Точно!
– И капусту цветную отварить.
На том они и порешили, убрали со стола и разошлись по своим делам.
Вечером после ужина Мирослава систематизировала все данные, которые Морис нашёл для неё в Сети, и занялась их анализированием. А то, к каким выводам она пришла, Мирослава Морису не сообщила.
На следующий день она с утра уехала в город.
Большая часть жильцов подъезда, в котором проживали супруги Авдеевы, либо совсем не интересовались предъявленным Мирославой удостоверением, либо бросали на него беглый взгляд. Практически всех их опросила полиция и ничего нового они добавить не могли. Но так как у Мирославы не было и так называемой старой информации, она, вызывая их на разговор, просила повторить сказанное. Люди пожимали плечами и соглашались.
Детектив узнала, что поначалу супруги Авдеевы жили мирно и выглядели довольными друг другом. Но идиллия длилась недолго. Вскоре Авдеевы стали не просто ссориться, а устраивать грандиозные скандалы. Особенно преуспевала в этом Нина. Михаил отвечал, и время от времени, хлопая дверью, уходил из дома.
Причиной разлада соседи, жившие внизу, наверху и за стенкой, считали деньги. Так как через тонкие стены и потолки ясно звучало именно это слово. Нина постоянно требовала