В современной финансовой олигархии вряд ли можно найти адекватнуюфигуру в смысле чистого, безупречного прошлого. Один сидел и, по слухам, былдаже коронован в зоне. Другой был коронован гэбэшными погонами. Третий успелнапитаться деньгами и связями в темной кормушке ЦК ВЛКСМ. Четвертый… в общем, укаждого был свой трамплин. У Геннадия Ильича за спиной не имелось вроде быничего, разве ангельские крылышки мальчика-отличника, худенького, беззащитногоочкарика из интеллигентной московской семьи среднего достатка.

До восемьдесят восьмого года Подосинский числился скромнымзаведующим лабораторией скромного академического института, и не более. Правда,был у него удивительный дар.

Генаша умел когда угодно, для кого угодно организоватькрасивый отдых. Каким-то фантастическим образом ему удавалось арендоватьволжские прогулочные теплоходы, банкетные залы лучших ресторанов, пробиватьразвлекательные загранпоездки для коллег и друзей, приглашать в качествемассовиков-затейников самых известных актеров, музыкантов, писателей-сатириков,всех со всеми знакомить, создавать неповторимую атмосферу праздника.

Но настоящий праздник вошел в жизнь Геннадия Ильича и егоблагодарных коллег, старших и младших научных сотрудников, в восемьдесятвосьмом году, вместе с правильным, прогрессивным законом б кооперации.

Лаборатория, которой руководил Подосинский, взяласьразработать автоматическую систему управления (АСУ) для гиганта отечественногомашиностроения – Волжского автомобильного завода.

Мода на АСУ существовала еще в славных шестидесятых, кормилане одну сотню старших и младших научных сотрудников, которые вдумчиво«асучивали» разные важные государственные объекты. Зачем это было надо, какуюпрактическую пользу для заводов и фабрик несло «асучивание», никто до сих портолком не разобрался. Но то, что Геннадии Ильич свою личную пользу поимел, –это вне всяких сомнений.

К девяносто второму году Подосинский стал фактическимхозяином Волжского автомобильного завода, а заодно лучшим другомсвободолюбивого чеченского народа, ибо в то время автомобильный рынок былполностью подконтролен чеченской мафии, и владеть гигантом машиностроения, недружа и не делясь с братьями чеченцами, просто не имело смысла.

Но этого мало. К девяносто второму Геннадий Ильич крепкосдружился с человеком, которого именовали «серым кардиналом», и поговаривалидаже, что на самом деле страной правит именно он, а все прочее правительствобегает у него на посылках.

Сейчас ясно, что всевластие начальника охраны президентабыло мифом. На поверку он оказался пешкой с амбициями ферзя и склочностьюбазарной торговки.

Но это сейчас ясно, а тогда, в девяносто втором, мифу охотноверили. Геннадий Ильич стал близким другом таинственного «серого кардинала»,через его посредничество умудрился наладить теплые товарищеские отношения сближайшими родственниками президента, стать для них полезным человеком.

Он вообще умел и любил дружить. Тогда же, в девяностовтором, он учредил престижную премию «Бенефис», которой удостаивались самыеталантливые деятели российского искусства. Это были большие деньги, и вскоредрузьями скромного завлаба стали известные на весь мир музыканты, актеры,солисты оперы и балета. О нем говорили как о меценате, бескорыстном и щедромценителе прекрасного.

Однако нашелся человек, который усомнился в благородстве ибескорыстии Геннадия Ильича. Известный всей России вор в законе по кличке Фомавыразил свои сомнения весьма красноречиво. Он дал распоряжение примагнититьмощное взрывное устройство к днищу «Мерседеса» Подосинского.

Ничего не подозревающий Геннадий Ильич сел в свою машину, напереднее сиденье, рядом с шофером. Тот включил зажигание, и через секундупрогремел мощный взрыв. Шоферу снесло голову, да так аккуратно, словноопустился косой нож гильотины. Геннадий Ильич отделался нервным шоком. Едва лине такой же шок пережили спасатели и врачи «Скорой», когда извлекли его из-подискореженных, окровавленных обломков, перепуганного, но невредимого.

А через месяц в одном из тихих московских переулковснайперская пуля сразила наповал Фому Неверующего. Разумеется, ни исполнители,ни тем более заказчики найдены не были. Вся страна знала, кто приложил руку кбезвременной гибели авторитета, однако разве докажешь? Правоохранительныеорганы сочли, что разумней будет сидеть тихо и молчать в тряпочку.

К девяносто четвертому году стало ясно, что недоброжелателиГеннадия Ильича долго не живут. Имя Подосинского связывали с серией самыхгромких заказных убийств. Ни одно из них так и не было раскрыто, ибо там, гдемелькала скромная тень завлаба, хороводом кружились тени таких влиятельных,таких колоссальных фигур, что у представителей компетентных органов сдавалинервы, дрожали руки, бегали глазки перед объективами телекамер.

В последние пять лет ни одно крупное событие в политическойи экономической жизни страны не происходило без тайного участия ГеннадияИльича. Где кончались мифы и начиналасправда, не знал никто. Он умел очевидныегрубые факты окутывать нежной дымкой тайны, а зыбким слухам придавать железнуюдостоверность фактов.

Слетал с поста крупный правительственный чиновник –политические обозреватели многозначительным шепотом произносили заветное имяГеннадия Ильича. Выходила из игры какая-нибудь финансовая махина, сгоралабанковская структура – дошлые газетчики отыскивали десятки причин, по которымее деятельность не устраивала господина Подосинского.

В своих официальных выступлениях и интервью Геннадий Ильичникогда ничего не подтверждал и не отрицал. Он умел говорить долго, интересно,однако совершенно ни о чем. Он цитировал советских поэтов, от Светлова доЕвтушенко, он философствовал, но в меру, без сложных заворотов, он острил,иногда вполне смешно. Его замечания, касающиеся злейших противников, звучалиснисходительно и психологически точно. Многие пытались разгадать тайный смысл,распахнув глаза и уши, ловили всякие оговорки, намеки и полунамеки, а потомвосторженно преподносили их публике в качестве собственных догадок и открытий.

Подосинский отлично разбирался в психологии восприятия.Средний человек слышит примерно семьдесят процентов чужой речи, понимаетшестьдесят, а в памяти остается в лучшем случае процентов двадцать, причемзначительно крепче усваивается информация косвенная, пойманная как бы случайно.Человек охотней верит зыбким слухам, чем прямой и чистой правде официальныхсообщений.

Простодушную уверенность российского обывателя в том, чтонастоящая правда прячется где-то между строк, Подосинский использовал споразительной ловкостью. Именно в намеках и оговорках мелькала та информация,которую требовалось вдолбить в твердолобое общественное сознание.

В течение последних двух недель Подосинский только и делал,что давал интервью. Каждая вспышка его публичной активности была чреватаглобальными переменами в стране. Никто пока не знал, что именно должнопроизойти, но все догадывались: что-то произойдет. То ли рухнет российскийрубль, который вроде бы уже стабилизировался, то ли слетит в отставкукакой-нибудь огромный чиновник вместе со своим кабинетом.