– Вы не можете убежать, господин Бренер, – кивнула девушка,– хорошо, что вы это понимаете. Но я обязана соблюдать необходимые мерыпредосторожности.

Она не стала опять связывать ему руки, но продолжала держатьпод прицелом, пока вела назад, к палатке. Когда они вернулись, там находилосьтрое мужчин в таких же бедуинских хламидах, как все в этом лагере. На полустояли картонные коробки с эмблемами придорожного кафе «Фаст-фуд».

– Добро пожаловать, господин Бренер, – произнес один из нихна хорошем английском.

У него было загорелое, обветренное лицо, светлые аккуратныеусы, светло-карие глаза. «Немец, – догадался профессор, – как и девка.Вероятно, этот усатый здесь главный. Остальные арабы… Плохо твое дело,Натанчик…»

– Ну, и зачем вам старый больной еврей, которого сейчас ищетвся израильская полиция и служба безопасности? Зачем вам, господа бандиты, этаголовная боль? – Натан Ефимович вздохнул и уселся на циновку, продолжаямассировать затекшие руки. – Вы думаете, кто-то заплатит за меня хороший выкуп?

– Не нервничайте, профессор, расслабьтесь, – улыбнувшись,произнес немец по-русски, – чувствуйте себя как дома. Угощайтесь, – онпридвинул Бренеру одну из картонных коробок.

Там оказался огромный бутерброд с салатом, сыром имайонезом, кокосовое пирожное и банка обезжиренного йогурта.

– Это похоже на завтрак в самолете, когда летишь«Люфтганзой», экономическим классом, – заметил Бренер, принимаясь за еду.

Есть ему действительно хотелось, и голодовку он покаобъявлять не собирался. Остальные уже жевали точно такие же бутерброды.

– К сожалению, ничего другого предложить вам не можем, –сказал немец, условия, как вы понимаете, походные. Но обещаю, это ненадолго.Как только мы переправим вас к заказчику, вам будут предоставлены совсем другиеусловия и другое меню. Потерпеть придется не больше трех дней. А вообще, всезависит от вас.

– Вы яснее не могли бы выражаться? – спокойно спросилпрофессор. – Кто вы такие и что вам от меня надо? Какой, к черту, заказчик? Ячто, тонна говядины или партия оружия?

Немец весело рассмеялся.

– Скорее второе. Кто мы такие, вам знать необязательно. Мывыступаем только в роли посредников. Вашими исследованиями заинтересовалисьочень серьезные и влиятельные люди. Нам поручено переправить вас к ним вцелости и сохранности.

– Глупости, – Бренер нервно усмехнулся, – я один, безлаборатории, ничего не значу. Я ноль без палочки. У меня память дрянная и нервыникуда. А главное, работа у меня творческая. Если меня посадят в бункер изаставят думать под дулом автомата, я буду всего лишь тупым испуганным животным,а не ученым. Идеи, особенно гениальные, в неволе не размножаются. Все моизаписи…

– Не волнуйтесь, – перебил немец, – мы прихватили ваш«ноутбук».

– Вы что, и дома у меня успели побывать? – Бренер судорожносглотнул.

– Ну а как же? Разумеется. А что вы так испугались? Выживете один, Мария Даниловна умерла три года назад. Кстати, очень жаль. Вы таклюбили свою жену. С сыном Сергеем, с внуками, Андрюшей и Катенькой, у васпрохладные отношения. Или я ошибаюсь? Впрочем, все равно родная кровь. Вы же незахотите, чтобы, к примеру, в один прекрасный день взорвался дом семнадцать поКаплан-стрит в Тель-Авиве? Ну в самом деле, обидно, если что-то случится с этиммилым процветающим семейством. Даже мне будет обидно. Дети замечательные. Эндрюи Кетти. Или вы предпочитаете называть их на русский манер?

– Прекратите. Можете не утруждать себя подробностями, –произнес Бренер спокойно, но очень медленно, почти по слогам, – я только непонимаю, зачем? Чтобы я работал на кого-то насильно? Таинственный придурокхочет завоевать мир с помощью моих профессорских мозгов? Это же фантастическийбоевик образца шестидесятых, мать вашу. Вы слишком взрослый человек, чтобыиграть в Фантомаса.

– Правильно, – улыбнулся немец, – ученых воруют лишь вбоевиках. В реальной жизни воруют информацию. Носителей информации убивают.Зачем и кому вы понадобились, узнаете чуть позже. Не мое дело вам этообъяснять.

– Стало быть, вы собираетесь меня тайно вывезти из страны.Или мы уже в Египте?

– Нет. Мы еще в Израиле.

– И куда же, интересно, мы отсюда направимся? В Берлин? ВВену? Или в Ирак, к этому шизофренику Саддамке?

– Профессор, не стоит оскорблять моих друзей, – мягкоулыбнулся немец, хорошо, что только я здесь понимаю по-русски. Нет, выотправитесь не в Германию, не в Австрию и тем более не в Ирак.

– Куда же? На тот свет, что ли? – усмехнулся Натан Ефимович.

– Почти. – Немец выдержал эффектную паузу и, насмешливоглядя Бренеру в глаза, тихо произнес:

– В Россию.

* * *

В половине одиннадцатого вечера в тихих московских переулкахнеподалеку от Белорусского вокзала светился лиловым огнем купол огромноготоргового центра. Подсвеченный мощными прожекторами, припорошенный чистымсверкающим снегом, он был похож на гигантскую елочную игрушку в окружениижемчужных гирлянд – круглых фонарей автостоянки.

С трудом верилось, что всего пару лет назад на месте этоготоргового чуда копошилась грязная барахолка, старейший московский блошиныйрынок.

За облезлым бревенчатым забором раскладывала свой товарпрямо на асфальте, на газетках, вежливая московская нищета. Бабушки в траченныхмолью шляпках торговали пуговицами, споротыми с собственной одежды, кусочкамирваных кружев, мотками бельевой резинки, треснутой посудой. Дядьки с синиминосами продавали ржавые гвозди, гайки, лампочки, свинченные в собственныхподъездах.

Когда-то место это считалось одним из самых воровских встолице. Во время и после войны здесь устраивались колоссальные облавы, властьбеспощадно громила темную барахолку, но торжище возрождалось из пепла, дышалоздоровым перегаром, бурлило, воняло, воровало. Его таинственные, не поддающиесявнешней логике законы были сильней любого режима.

Здесь торговали краденым и своим последним барахлом. Алкашии нищие старушки сбывали за копейки исподнее. Но можно было купить пистолет,ручную гранату, офицерскую форму – советскую, немецкую и даже американскую.Попавший сюда имел шанс быть обобранным до нитки, но мог и одеться с ног доголовы за полтинник.

К концу семидесятых блошиный рынок умудрился стать моднымэстетским местом, чем-то вроде бутика под открытым небом для надменныхзнатоков.

Молодые снобы бродили в поисках ретро-"прикида",драповых и габардиновых пальто образца сороковых, штанов-галифе из довоеннойдиагонали, блузочек из креп-жоржета, комиссарских потертых кожанок, круглыхочочков с зелеными стеклами, изящных ботиночек на кнопках, со скошеннымифигурными каблучками. За тот же полтинник можно было одеться с ног до головы,как сорок лет назад, причем в те же самые вещи.