на шаг назад, опасаясь получить удар в лицо.

– Другие полицейские начинают что-то подозревать, – сказал Томми. – Чем больше пишут в газетах, тем больше достают начальника полиции. А он…

– Но ведь начальник полиции… – начал я.

– Да-да, – кивнул Томми. – Пер участвует. Но как ты всё это докажешь?

Мозаика в моей голове ещё не сложилась. Слишком гнусно. Так люди не поступают, не в моём мире. В том мире, который я знал, взрослые не врут. И не совершают плохих поступков.

– Докажу что? – спросил я.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, – сказал Томми. – Ты собираешься вывести их на чистую воду и стать великим героем. Но не думай, они так легко не сдадутся. Пер ещё хуже, чем папа. – Наверное, Томми думал, что я уже всё понял и придумал какой-то план, потому что он продолжал говорить и говорить: – Картины стоят на чердаке в нашем доме, Они получат деньги от страховой компании. А потом перепродадут полотна. И получат двойной доход.

И тут до меня дошло.

– Твой отец и есть похититель картин?! – воскликнул я.

На такой глупый вопрос Томми отвечать не собирался.

Конечно же, теперь всё стало ясно! Отец Томми и начальник полиции украли очень ценные произведения искусства. Но начальник полиции должен делать вид, что пытается раскрыть это преступление, и поэтому очень удобно свалить вину на нас.

– Не делай вид, что ты этого не знаешь! – Томми был очень расстроен.

В голове роилось множество мыслей. Интересно, а похищение картин – это единственное преступление отца Томми? Картины меня не слишком волновали. А вот Уна и её отец…

– А как насчёт людей, которые бесплатно на него работают? – спросил я.

Томми уставился на меня:

– О чём это ты?

Я нашёл в телефоне фотографию Уны. Что я делаю?! Я ведь обещал ей никому ничего не рассказывать. Уна много раз повторила свою просьбу, и я клятвенно обещал ей молчать. И вот я стою и показываю фотографии сыну директора отеля!

Но я должен что-то предпринять. Так дальше продолжаться не может.

– Уна живёт в подвале «Дворца», – сказал я. – Они с папой и остальными приехали сюда, чтобы поработать летом. Каждому обещали предоставить комнату в отеле и хорошую зарплату, но…

Томми внимательно разглядывал фотографию, явно не понимая, кто на ней изображён. Уну он не узнавал. Я пролистал снимки и показал комнату со спящими мужчинами, показал фотографию отца Уны, выпрыгнувшего из кровати. Красные капли на его майке были почти не видны, и я надеялся, что ошибся, я наверняка ошибся. Серые лица. Двухэтажные кровати. Тарелки с остатками еды. Бутылки с водой. Развешанная на стенах форма. Томи смотрел на всё это, разинув рот, а потом он закрыл его и сощурился. Губы его превратились в тонкую линию. В одно мгновение он преобразился и стал злобным, как и раньше.

– А какое отношение к ним имеет папа? – спросил он.

– Они работают во «Дворце», – сказал я, – и не могут заработать даже на билет домой.

Томми всё ещё смотрел на мой телефон. Судя по всему, он мне не верил.

– В комнате, где они живут, жутко воняет, – продолжал я. – А едят они только…

Томми молниеносным движением вырвал телефон у меня из рук и тут же дал мне в глаз. Это произошло мгновенно. В голове покалывало. Перед глазами плясали красные пятна. Боль пульсировала в виске и скуле.

Когда ко мне вернулась способность чётко видеть, Томми уже не было. Мой телефон лежал на земле. Я медленно наклонился и взял его в руки. Телефон работал. Экран оказался целым, и фотки были на месте.

Сейчас всё расскажу

Увидев меня, мама просто обезумела. Сначала она хотела поехать в больницу, но я отказался. Тогда она потащила меня в ванную. Я вздрогнул, увидев своё лицо в зеркале. Глаз был похож на лиловую сливу. Мама намочила тряпку холодной водой и приложила к фингалу, пристально глядя на моё отражение в зеркале.

– Кто это сделал? – спросила она.

– Грохнулся с велика, – ответил я.

– Чушь. – Она держала меня за плечи и внимательно меня рассматривала. – Это Томми?

– Я упал, – сказал я, пытаясь быть убедительным.

– Это никуда не годится. – Она распечатала компресс и аккуратно приклеила к моему глазу. Мягкое нажатие её руки было болезненным и приятным одновременно. Вся физиономия болела, но больше всего глаз. С фингалом я могу жить – а вот как быть со всем остальным? Я не мог забыть красные капли на майке папы Уны. Я не уверен, но они похожи… Я не мог понять, откуда там взялась кровь. И ещё он схватил Уну и сильно её тряс. А остальные мужчины? Уна сказала, что они не могут заработать на билет домой. Почему же они остаются в отеле? Я не понимал. Это ужасно. Я должен с кем-нибудь поговорить, всё объяснить и попросить помощи, чтобы понять, что делать дальше. Не мог же я сам решить эту проблему.

Мама упёрлась подбородком мне в макушку и посмотрела на моё отражение в зеркале. Иногда она меня понимает. Но как она поступит, если ей станет известно, что я сбегал из дома ещё несколько раз? Сейчас она милая и добрая, но если узнает, то придёт в ярость. Она так разозлится, что даже не станет меня слушать, а будет только орать и заламывать руки, как будто ночной побег из дома – страшнейшее преступление в мире. Но это не так. Настоящие преступники – это начальник полиции и отец Томми. Но могу ли я что-то сделать, чтобы разобраться с ними? Нет, мне точно нужна помощь. Хочешь не хочешь – придётся поговорить с кем-то из взрослых. А с кем ещё, если не с мамой? Надо просто сначала выслушать все её крики. Я вздохнул.

Но только я собрался всё рассказать, в дом ворвался папа. Мы услышали, как он поднимается по лестнице.

Папа остановился в дверях ванной и удивлённо уставился на меня:

– Что у тебя с глазом?

– Свалился с велика, – повторил я.

Мама фыркнула у меня за спиной:

– Уверена, это сделал Томми.

Папа не ответил. Мне показалось, что он тоже не поверил в мою ложь, но не стал задавать вопросов и докапываться до истины. Он предложил прокатиться с ним на машине. Он должен мне что-то показать.

– Хочу услышать твоё мнение, – сказал он.

Перевалив через холм, мы поехали вниз, к центру города. Папа барабанил пальцами по рулю.

– Если скажешь, кто тебя ударил, мы разберёмся с этим делом, –