Но его, по крайней мере, не убили. Только этим ему и оставалось утешать себя, когда машина сдвинулась с места. Избивать тоже не стали, однако это не означало, что ему ничего не угрожает. Избиения, угрозы — это все эмоциональные поступки, профессионалам они чужды. Этой шайке, похоже, заказали похитить его, что они и сделали. Ничего личного, только бизнес.

У него было время подумать о том, кто мог устроить ему такое. И вариантов не было! Не потому, что у него не нашлось бы врагов, просто у них не хватило бы ни денег, ни мозгов, чтобы так все организовать. Самая страшная месть, на которую они способны, — это проколотые колеса автомобиля или попытка избить Ярослава в подъезде. Вот ради таких случаев он и носил с собой оружие! Но наемники такого уровня… Это что-то новое.

Он, запертый в багажнике, не мог ни освободиться, ни сбежать, ни позвать на помощь. Ему оставалось только ждать.

Дорога была долгой, однако это вовсе не означало, что они уехали далеко. Ярослав чувствовал, что машина часто поворачивает, а значит, его похитители запутывали след. Это плохо. Когда речь идет о простом запугивании, такие меры не используют. Ярослав прекрасно знал об этом — и становилось лишь страшнее.

Наконец машина остановилась, его вытащили из багажника, поставили на ноги, куда-то повели. Ярослав чувствовал, что шагает не по асфальту, а по мягкой земле с высокой травой. Сад? Или лес? Звуков города не слышно, они где-то далеко…

Там, где нет свидетелей.

Они остановились, и он приготовился к тому, что мешок сейчас снимут. Им нужно поговорить с ним, иначе ему не позволили бы остаться в сознании! Однако похитители снова сумели застать его врасплох.

Вместо того, чтобы избавить его от мешка, они разрезали веревку, связывавшую ему руки. Если бы Ярослав готовился к такому, он бы сразу напал — ведь это великолепный шанс спастись! Однако решение похитителей было настолько неожиданным и нелепым, что он на пару секунд замер на месте, пытаясь понять, что произошло. Это была одна из тех ошибок, за которые потом винят себя всю жизнь.

Никто не собирался отпускать его на свободу. Его руки перехватили, развели в разные стороны, а спустя мгновение он почувствовал в правой кисти резкую, ослепительную вспышку боли. Ярослав, совершенно не готовый к такому, растерянный и дезориентированный, не сдержался и закричал. В другое время он не доставил бы своим мучителям такого удовольствия, но сейчас иначе не получалось. Он попытался притянуть раненую руку к себе, однако это только усилило боль, и ему едва удалось остаться в сознании.

Вот тогда с его головы наконец стянули мешок. Ярослав обнаружил, что стоит он посреди ночного леса — как и предполагал. А его правая рука прибита двумя массивными гвоздями к стволу вековой сосны.

Похитители отпустили его левую руку, отступили, зная, что он уже не убежит. Куда он денется в таком положении? Освободиться он мог, только порвав ладонь, а это — все, конец, навсегда. Да и теперь шрам останется, но хотя бы есть шанс сохранить рабочую руку.

Поэтому Ярослав прижался к дереву и замер, ожидая, что будет дальше.

А дальше появился человек без маски. Его похитители выглядели так, как и должны были: в одинаковой одежде и черных масках, скрывающих лица. Но вот из-за их спин вышел не такой высокий мужчина, даже не пытавшийся скрыть свое лицо.

И Ярослав мгновенно узнал его.

— Ты… — только и смог процедить сквозь сжатые от боли зубы он.

— Я, — подтвердил Вадим Смоленский.

Это был тот самый человек, на фотографии которого Ярослав смотрел в последние дни. Трудно его не узнать! По крайней мере, лицо было его, но выражение лица, взгляд, глаза… Нет, это был совсем не тот Смоленский, к которому все привыкли!

Он весьма искусно изображал ангела земного. Он был кротким, добрейшим созданием во время интервью и на благотворительных вечерах. Глядя на него, можно было лишь удивляться: как это такой тюфяк сумел заработать солидное состояние и не быть сожранным?

Но настоящий Вадим Смоленский был как раз из тех, кто пожирает других. Ярослав был выше его, крепче, откровенно сильнее — и все же он не брался сказать, напал бы он на этого типа, если бы его рука была свободна, или нет.

— Вы проявили такой интерес к моей персоне, что я не мог остаться в стороне, невозмутимо заявил Смоленский, наблюдая, как из пробитой руки струятся ручейки крови. Правда, обычно в таких случаях любопытные оказываются не возле сосны, а под ней.

— И почему же я стал исключением? — поинтересовался Ярослав.

Он боялся и не мог этого изменить, никогда еще смерть не была так близко. Но у него пока хватало сил не показывать этот страх.

— Есть подозрение, что вы действовали не по своей инициативе, а по просьбе Леонида Аграновского. Это несколько меняет дело.

— Леон хотел остановиться… Он сказал мне остановиться.

Ярослав знал, что дела его плохи. Но он не собирался тащить за собой еще и друга.

Смоленский не стал спорить или сомневаться, он просто кивнул.

— Да, это похвально. Но не похоже, что вы остановились. Знаете, у меня есть знакомые, которые, если не хотят что-то забыть, ставят крестик на ладони. Вот и я решил поставить вам крестик, чтобы вы всегда помнили, что делать можно, а что — нельзя.

Его показная вежливость раздражала хуже любой злобы. Если бы Смоленский злился, он хотя бы остался человеком… Однако из-за этого абсолютного спокойствия Ярославу казалось, что он говорит с роботом — или демоном. Может, в городе, при свете дня, все было бы иначе, но лес и ночь меняли многое, стирая привычную границу реальности.

— И что теперь? — спросил он.

— По-хорошему, мне следовало бы сделать этот урок более запоминающимся. Раз уж это урок! Но, опять же, у меня есть причины для исключения.

— Леон… кто он вам?

Хотелось обращаться к этому мелкому хорьку на «ты», но почему-то не получалось.

— Кредитор, — усмехнулся Смоленский.

— Я не понимаю…

— И не нужно.

— Значит, я должен перестать следить за вами? И ничего не рассказывать Леону?

— Перестать следить — это обязательно. Забавно думать, что кто-то пытался обыграть меня на моей территории. А вот не рассказывать… Ни в коем случае. Господин Аграновский обязательно поинтересуется, что случилось с вашей рукой. Расскажите ему все.

— Как вы меня покалечили?

— Как я сохранил вам жизнь. Удачи вам. Надеюсь, восстановление будет не слишком долгим.

Смоленский развернулся и направился прочь, словно ничего и не случилось. Два грибника встретились, поговорили и разошлись, все в порядке! За ним последовали его головорезы, которые будто бы забыли, что прибили человека к дереву.

А Ярослав так и остался стоять у сосны. После такого он мог бы обратиться в полицию или попытаться отомстить, но он уже знал, что не сделает ни того, ни другого. Поэтому Смоленский и не боялся показывать свое лицо! Он умел быть убедительным.