Опасливо поглядывая на спящую Зозо, на лицокоторой падал голубоватый свет из шкатулки, Мефодий торопливо оделся, прокралсяна кухню и поставил шкатулку на стол. Протянул руку и решительно взялпрозрачный камень. На ощупь он был чуть теплым, но, когда Мефодий, примеряясь ккардиограммным скачкам руны, сделал несколько взмахов в воздухе, каменьнагрелся и стал почти обжигающим. Туман внутри превратился в красноватуюзмейку, которая кидалась на стенки, точно пыталась вырваться.

– Ага! Даже и прикинуть нельзя! Простомонументальное свинство! – буркнул Мефодий и, не давая себе передумать,быстро начертил на кухонном полу руну.

Это было вдвойне сложно, поскольку камень неоставлял на линолеуме никаких следов. Чертить приходилось вслепую. На лбу уМефодия выступил пот. Мысленно он уже рассыпался по кухне прахом, пачкаясушившуюся рубашку Эди Хаврона, которая белым призраком трепетала на люстре,прикованная вешалкой к изгибу провода.

Мефодий провел последнюю черту и отступил,точно художник, стремящийся обозреть свое творение. Камень постепенно остывал вего руке, а затем внезапно – безо всякого предупреждения или знака – рассыпалсяв его ладони мелким стеклянным порошком. В тот же миг руна зажглась. Особеннояркое пламя было на ее похожих на лапы изгибах. Центр же, где Мефодийпредусмотрительно начертил большой круг, был гораздо бледнее.

Не дожидаясь, пока руна погаснет, Мефодийосторожно шагнул в ее центр. Он ожидал покалывания, вспышки, боли – чегоугодно, но только не того, что произошло. Мефодий вдруг понял, что кухня ссиними фотообоями исчезла, а он стоит совсем в другом месте.

По асфальту разбегались небольшие лужицы.Ветер, играя, гонял пленку от сигаретной пачки. Красные глаза светофоровдробились в окнах и витринах. Небо, переплетенное проводами и рекламнымиперетяжками, было припорошено звездами.

Мефодий обернулся, и сразу же прямо в глазаему прыгнула табличка «Большая Дмитровка, 13», прикрепленная на углу длинногосерого дома, большая часть которого была затянута ремонтной строительнойсеткой.

«Ничего себе Скоморошье кладбище!» – подумалМефодий.

* * *

Дом № 13 на Большой Дмитровке,выстроенный прочно, но скучно, уже почти два века таращился небольшими окнамина противоположную сторону улицы. Дом № 13 так безрадостен и сер, что приодном, даже случайном взгляде на него барометр настроения утыкается в деление«тоска».

Когда-то на том же самом пространстве –возможно, и фундамент еще сохранился – стояла церковь Воскресения вСкоморошках. А до церкви еще, прочно погребенная в веках, раскинулась здесьозорная Скоморошья слободка с питейными заведениями, огненными танцами иручными медведями. Этих последних водили за кольцо в носу, заставляли плясать,а стрельцы подносили им в бадейке браги. Едва не каждую ночь пошаливали тутразбойные люди, поблескивали ножами, помахивали кистенями, до креста раздевали,а бывало, и до смерти ухаживали подгулявший люд.

Во время грандиозного пожара 1812 года,охватившего Москву с трех концов, церковь Воскресения в Скоморошках сгорела, ивскоре на ее фундаменте священник Беляев выстроил жилой дом. Но не держалось напроклятом месте духовное сословие – будто кости скоморохов гнали его. И двухдесятков лет не прошло, выросли здесь меблированные комнаты «Версаль», сзакопченным тоннелем коридора, клопиными пятнами на стенах и вечным запахомдешевого табака из номеров. Каждый вечер бывали в меблирашках попойки, шлакарточная игра, а в угловом номере жил шулер, поляк с нафабренными усами,хорошо игравший на кларнете. Жил он тут лет пять и прожил бы дольше, не подведиего однажды крапленая колода и не подвернись пьяному вдрызг артиллерийскомумайору заряженный револьвер.

Меблированные комнаты «Версаль» помещались навтором этаже, в нижнем же этаже дома № 13 располагалась оптическаямастерская Милька, у которого Чехов заказывал себе пенсне, а с переулкапритулился магазинчик «Заграничные новости», где гимназисты покупали папиросы спорохом, шутихи и из-под прилавка легкомысленные картинки. По секрету, как бы воправдание непомерной цены, сообщалось, что карточки из самого Парижа, хотя вдействительности ниточка тянулась в Газетный переулок, в фотографиюГольденвейзера – сентиментального баварца и великолепного художника-анималиста.

В советское время дом № 13 вначале былпередан гостинице Мебельпрома, а затем в него вселился объединенный архивМосводоканала. Бодрые архивариусы в нарукавниках делали выписки, а первыйначальник архива Горобец, бывший мичман Балтфлота, резал ливерную колбасу налакированной конторке Милька, умершего в Харькове от тифа в двадцать первомгоду.

Так – меблированными комнатами, магазиннойсуетой и лоснящимися нарукавниками – день за днем и год за годом осквернялсязабытый алтарь храма Воскресения в Скоморошках, пока однажды на рассвете изглухой стены соседнего флигеля бывшего училища колонновожатых не вышагнулидвое.

Один был безобразный горбун. Светофорыотражались в его серебристых доспехах, отчего те казались заляпанными кровью.На поясе, вдетый в кольцо, висел меч без ножен. Меч был странной формы.Завершался он крюком с зазубринами. Лезвие покрывали каббалистические знаки.

Другой, приземистый мужчина, мрачный исуровый, как языческий истукан, был черноус, с сединой, серебрящейся в бороде.Красное, свободное одеяние с черными вставками точно стекало с его плеч.

Стражи мрака, возникшие столь бесцеремонно,огляделись. На асфальте клочьями лежал туман, пахнущий сырым одеялом. Черноусыйвопросительно поднял брови, оглянувшись на горбуна.

– Ну и?.. Я жду, Лигул! – произнесон, с усилием дыша сквозь разрубленный нос.

– Да, Арей. Это тот самый дом. Редчайшееместо, здесь сходятся все нужные нам энергические потоки. Все необходимоеподготовлено. Я распорядился. Защитная магия, пятое измерение… Комиссионеры исуккубы оповещены. С завтрашнего дня ты начинаешь работу: прием отчетов,отправка эйдосов и так далее. Обычная рутинная деятельность мрака. Разумеется,в данном случае она будет скорее отвлекающей, однако пренебрегать ею не стоит.Эйдосы на дороге не валяются. О том же, что будет твоей главной задачей, тебеизвестно, – покровительственно сказал горбун.

– Отлично. Ну, титан духа и пленник тела,что еще скажешь? До чего еще ты додумался за те века, что мы невстречались? – иронично спросил Арей. Важный тон горбуна его явнораздражал.

– Что предателей не существует, зато естьтолько люди нравственно приспособленные, – тонким горловым голосом ответилгорбун.