– Ты так же хорош, как и прежде, Арей. Яопасался, ты потерял форму. Но не смею тебя больше отвлекать. Этот дом твой.Мефодий тоже твой. Решай сам, как именно ты будешь обучать его. Мнебезразлично. Но знай: Канцелярия мрака не спустит с вас глаз. И не теряйвремени. Мефодию скоро тринадцать…

– Этого ты мог бы и не говорить…

Горбун отступил и спиной шагнул прямо в стенудома.

– Тогда до встречи, мечник Арей, баронмрака! Знай, для тебя это единственный шанс оправдаться после той истории! Иливновь маяк и одни и те же холодные волны – днем и ночью! – донесся егоудаляющийся голос.

«Свет для меня слишком скучен, мрак слишкомподл. Возможно, маяк и одиночество лучший выход для меня!» – подумал Арей.

Когда вскоре, наполняя электрическим гуломсоседние переулки, по параллельной улице бодро прокатился первый троллейбус,возле дома № 13 уже никого не было. Однако с того самого утра с домом№ 13 стала твориться какая-то чертовщина. Знающие люди плевались ипереходили на другую сторону улицы. Вначале начальник объединенного архиваМосводоканала, один из многих преемников бывшего мичмана Балтфлота, неожиданнопопал под суд по неприятному финансовому делу, как будто не имевшему к магииникакого отношения. Нагрянула проверка, захлопали кулаки по столешницам,заметались сердца, запрыгали под язык таблетки валидола, всколыхнулась вековаяпыль. Затем весь архив Мосводоканала подбросило в воздух, завертело, запуржилобумажками и перенесло по новому адресу.

Примерно месяц дом № 13 стоял пустым, иза это время кто-то ухитрился разбить бутылкой стекло на втором этаже иискорежить гвоздем цептеровский замок, вселив в его недоверчивую душу стойкоенеприятие ключа. Кроме того, неизвестными средь бела дня были увезены фигурныелитые решетки подвала, служившие еще священнику Беляеву и имевшие в декореэлементы креста. Увезены средь бела дня, нагло и с концами. Почти сразу домснаружи обстроился лесами, обтянулся плотной ремонтной сеткой, и о егосуществовании странным образом напрочь забыли…

А между тем с этого дня и началась настоящаяистория дома № 13 по Большой Дмитровке.

* * *

Мефодий довольно долго бродил у дома, пока неубедился, что никто к нему выходить не собирается. Торжественная встреча схлебом и солью явно отменялась. Его либо не хотели замечать, либо ожидали отнего чего-то вполне определенного.

«Ждете в гости? Отлично, я иду!» – с вызовомподумал Мефодий.

Оглядевшись, он поднял строительную сетку ипробрался внутрь, под леса. Дом был покрыт сетью известковых морщин. Пахлоотсыревшей штукатуркой, облезавшей слоями. Цепляя макушкой о металлическиекрепления лесов, Мефодий отыскал дверь – высокую, деревянную, с закрашеннымизнутри стеклом, которая запросто могла получить первый приз на мировомконкурсе заурядностей. Она открывалась внутрь, и леса ей, по-видимому, немешали. Мефодий постучал, а затем толкнул ее раз, другой, третий. Дверь неподдавалась.

– Эй! Это я, Мефодий Буслаев! –крикнул он в щель и услышал, как его голос гулко прокатился по пустым коридорами комнатам.

Ничего. Ничего и никого. Мефодий началзлиться.

– Вы меня достали со своими тупыми фокусами!Я ухожу! – крикнул он и хотел уже уйти, как вдруг услышал негромкий звук.

Дверь медленно приоткрылась. Слегка, небольше, чем на одну треть, не то чтобы приглашая, но, скорее, не препятствуяему войти. Мефодий протиснулся внутрь. Он ожидал, что внутри будет темно. Так иоказалось. Однако темнота не была полной. Он отчетливо различил неширокуюплощадку с выщербленным паркетом и уходившую вверх лестницу. Дом внутривыглядел заброшенным. Все, что представляло какую-то ценность, было ужевывезено. Лишь белели кое-где на полу брошенные за ненадобностью бумажки истоял стул без сиденья.

Подчиняясь неясному зову, Мефодий поднялся полестнице и дважды повернул налево, когда нашаривая, а когда угадываязакругление коридоров. Старый дубовый паркет постреливал под ногами. Где-тоскрипела приоткрытая рама.

Остановившись рядом с большой двустворчатойдверью, Мефодий на секунду задумался, а затем решительно толкнул ее. Он увиделкруглый стол – неожиданный в этом доме, лишенном мебели. На столе горели дветолстые черные свечи, вставленные в глазницы черепа.

И снова никого. Мефодий испытал смешанноечувство суеверного страха и раздражения.

– Свечей я могу тоже назажигать…Черепушку в кабинете биологии раздобуду! Дальше что? Долго мне ещебродить? – спросил он недовольно.

Странная реплика Мефодия возымела неожиданноедействие: рядом кто-то расхохотался. Мефодий резко повернулся, но никого неувидел. Лишь осознал вдруг, что к нему летит узкое лезвие ножа. Все занялосчитаные мгновения. Он успел только понять, что это смерть. Уклониться былоневозможно, но в последний миг, когда лезвие почти вошло в тело, он, незадумываясь и не планируя этого заранее, представил прозрачный барьер. Тонкийкак лист бумаги, прочный как сталь. Лезвие, звякнув, отскочило, точно ударилосьо твердую преграду.

– Недурно. Инстинктивная магическаязащита сработала. Если бы это было не так, с парнем вообще не имело бы смыславозиться, – вполголоса сказал кто-то.

Не было ни дыма, ни вспышки, ни запаха серы –просто рядом с Мефодием внезапно возник мужчина. Мефодию он показался похожимна языческого истукана. Широко посаженные глаза, разрубленный нос, усы, бородас сединой. На шишковатый лоб по центру наползла стрелка волос. Дышал он хрипло,с усилием. Зато на полу стоял так уверенно, словно врос в него корнями.

«Ну и запястье у него! Берцовая кость, а незапястье! Такими лапищами только граненые стаканы давить», – подумалМефодий. Он сообразил, что это и есть тот самый маг, к которому его позвалаУлита.

Мефодий не поклонился, хотя на какой-то мигголову его помимо воли попыталась пригнуть неведомая сила. Но он собрался исумел противостоять. Более того, Мефодий вложил в сопротивление столько силы,что подбородок его, вместо того чтобы опуститься, задрался нелепо высоко.Ощущая неловкость, Мефодий осторожно вернул голову в прежнее положение.Мужчина, от которого ничто, казалось, не могло укрыться, хмыкнул с уважением.

У стола с черной свечой появилась Улита. Отпрежней Улиты в ней остались только толщина, пепельные волосы и вечная насмешкав глазах – насмешка над собой и над всем миром. Одежда же ее разительноизменилась. Поверх камзола висела перевязь с узкой блестящей рапирой сизогнутым наконечником. Однако Улита не интересовалась привычной для неерапирой. Она на нее обращала не больше внимания, чем грудной младенец навставные зубы своей бабушки. Она была занята коробкой шоколадных конфет сромом, которую держала в руках.