— Женщина! Зверь, которого жалеешь, хотел над тобойпотешиться! А потом бы зарезал. Пусть лучше будет мертвым, на мертвецов несержусь. Я христианин.

Она возразила горячо:

— Тогда надо было убить сразу! Сейчас драка кончилась,время зализывать раны. Я не дам умереть человеку у своего порога, даже если онне человек, а злобный волк!

Олег слез с коня, буркнул:

— Открой дверь. Я помогу.

Он схватил раненого за ворот и за пояс, а женщина побежалавпереди на крыльцо. Томас слез с коня, настроение сразу испортилось. Дура,ничего не понимает. Так красиво началось; крик о помощи, короткая схватка,спасение, — а дальше уже по-глупому. Провинция! С калики тем более неспросишь — в пещерах сидел, язычник неученый, правильного обхождения невидывал.

Пока укладывали раненого, перевязывали, а женщина — ее звалиЧачар — грела воду, Томас осмотрел убитых и раненых. Убитых пятеро, двое тяжелоранены, но оба без сознания, еле дышат. Томас порадовался, что милосерднаяженщина не заметила этого. Торопливо вытащил мизерикордию, перерезал обоимглотки.

Пятеро из мертвых были убиты стрелами: в голову, в горло,двое в сердце, даже у пораженного в спину стрела достала сердце. Один былпроткнут копьем, как жук булавкой, а стоптанного конем унесли в дом. Еще троихон догнал и зарубил. Так что тоже отправил в ад пятерых, как и калика.

Немного повеселев, он привязал коней и принялся выдергиватьстрелы, снова поразился той мощи, с которой калика их всаживал. Стрелы поройпронизывали насквозь, и он снова вывозился в крови, как мясник на бойне, пока высвободилвсе пять. Страшное нечестивое оружие — лук, не зря святая церковь противится, амеханические луки — арбалеты, вовсе запретила, поставила вне закона. Из лукадаже трус может убить героя. Вообще, доблесть переведется, если будут гибнутьгерои, а трусы отсиживаться в засаде. Лишь та битва честна, когда грудь вгрудь, глаза в глаза!

Он тщательно вытер стрелы, помылся в бочке с водой возлекрыльца и пошел в дом.

В домике маленькой женщины было чисто, опрятно. В большойпечи горел огонь, аппетитно булькало в горшках. Чачар уже ставила на столбольшие миски, ее щеки раскраснелись, глаза влажно блестели. Молодая, налитаясоком, глаза радостно вытаращены, а спелая грудь вот-вот выпрыгнет из глубокоговыреза. Да и само платье настолько легкое — юг, жара! — что не скрывалогреховную, по христианской вере, плоть, а маняще вырисовывало.

Олег, язычник, с удовольствием посматривал на молодуюженщину, а Томас начал чувствовать неудобство, дважды поперхнулся крохотнымикусочками мяса, а Чачар все подкладывала ему, поливала соусами, сыпала травку,специи, красный и черный перец, все заглядывала в глаза, подавалась всем телом,только что не скулила и не махала хвостиком. Полные, как спелые вишни, губыприоткрылись, показывая жемчужные зубки — острые, как у ребенка, всем существомловила каждое желание мужественного рыцаря.

Олег ел неторопливо, к разговору не прислушивался. Передмысленным взором восстановил всю схватку, одобрил хмуро. Жажды убивать неощущал, воинского восторга не было, лишь досада и глухая печаль. Значит, лук истрелы могут остаться, с пути не собьют, поиски Истины не заслонят.

В доме было две комнаты, во второй лежал раненый. Стонатьбоялся: услышат — прибьют. Чачар отнесла ему еду, вернулась встревоженная:

— У него жар... Что делать?

Томас раздраженно отмахнулся, но Олег ответил первым,опережая рыцаря:

— Я пойду спать в ту комнату. Заодно прослежу.

Он поднялся, Чачар торопливо сказала:

— Может быть, посидите за столом? Мужчины любят сидеть,пировать! У меня в подвале сохранилась пара кувшинов старого вина.

— У нас был очень тяжелый день, — ответил Олег. Онповернулся на пороге, кивнул на Томаса. — Впрочем, сэр рыцарь знает немалозанимательных историй. Он освобождал Святую землю, брал приступом Иерусалим...

И закрыл за собой дверь, повалился на ложе из грубосколоченных досок. Раненый затаил дыхание в другом углу. Олег закинул руки заголову, повалился в глубокий сон.

Но он успел потрогать обереги, потому сны были тревожные,кровавые.

Рано утром он проснулся от веселых голосов за окном. Томас,обнаженный до пояса, умывался возле бочки с водой, а смеющаяся Чачар сливалаему на руки, норовила плеснуть на белую как у женщины спину, но в рельефныхмышцах, где под лопаткой темнели два сизых шрама. Все же рыцарь трусливовзвизгивал, отпрыгивал: ледяная вода из подземного ключа.

Олег отошел от окна на цыпочках. Доспехи рыцаря громоздилисьна широкой лавке — вымытые, блестящие, начищенные явно не рукой Томаса.Огромный меч висел на стене, зацепленный на двух железных крючках. Перчаткирыцаря, покрытые стальными пластинами — на подоконнике, рядом — цветы. А тольковчера вечером женщине грозила жуткая участь, рыцаря сутки назад распинали, жглижелезом, пытали... Великие силы жизни боги вложили в человека! Видать, труднуюсудьбу уготовили.

Хлопнула дверь, Томас вошел улыбающийся, взъерошенный.

Крупные капли воды блестели на его белой коже, не тронутойюжным солнцем. Темное лицо выглядело словно украденное от другого тела —полоска загара резко обрывалась на горле.

— Как спалось, сэр калика?

— Спасибо, хорошо, — ответил Олег. Он внимательносмотрел на рыцаря. — У тебя круги под глазами. Впрочем, ты можешьостаться, отдохнешь.

— А ты?

— Поеду после завтрака. — ответил Олег лаконично.

Томас смотрел смущенно, торопливо оделся, бесцельно прошелсявзад-вперед по комнате:

— Сэр калика... Мы оба едем на север! Может быть,доедем вместе хотя бы до Константинополя? Тебе его не миновать, как и мне. Вседороги из Азии ведут через этот второй Рим — лишь там смыкаются Европа и Азия!

— Зачем это тебе?

— Сэр калика, буду откровенен. Дело в этой женщине.

Олег пристально посматривал на молодого рыцаря:

— Что ты хочешь с нею делать? Продать? Мы отогналинасильников, но не можем остаться, сторожить ее невинность.

Томас сказал несчастным голосом:

а допытываться не стал, убит неделю назад. Коней увели, оназастряла в этом доме. Умоляет увезти из этого страшного места.

Олег подошел к окну , посмотрел поверх двора и Чачар назеленую долину, оливковую рощу, кудрявый кустарник, синее безжалостное небо безнамека на дождь, пожал плечами:

— Меня не умоляла.

Томас выглядел несчастным, он и был несчастным:

— Сэр калика... мне достает хлопот с чашей. Может быть,ты?

Олег принес из второй комнаты колчан, быстро проверилстрелы, забросил за спину. Томас с отчаянием на лице смотрел, как этот странныйпаломник очень профессионально поправил перевязь, вытащил из-под лавки огромныйтопор: