выжить? И это не упрёк. Чтобы тут выжить, надо тут родиться. Это мы в нашем мире – герои, поскольку у себя мы единый сплочённый и сверх разумный организм. У нас синергия колоссальная, а тут всякий за себя стоит. Они даже не стая и не стадо, а никчемные одиночки. Нашёлся вот какой-то Создатель, что решил их хоть как-то сорганизовать в цивилизацию. А чуть даст слабину, они все рассыпаются как семечки из худого мешка!

– Какую слабину? – не понял его Радослав. – Какой Создатель? Он где?

– Такую слабину. Он скоро уснёт. Ему же отдых нужен. Тогда они и покажут, на что они способны. Всё разнесут в клочки. Так уже было.

– А потом? Сами всё и восстанавливают?

– А кто? Я что ли за них порушенное буду чинить? Создатель проснётся, они опять входят в разум и в понимание, что и к чему.

Радослав слушал Кука, как слушают бред умалишённого. Но Кук не был похож на умалишённого. От его более чем странных слов веяло жуткой убедительностью.

– Да ты не расстраивайся. Мы же улетим, как станет опасно.

– А теперь почему нельзя? Летим к Пелагее, если на Паралею не хочешь. С её Бусинки куда угодно можно добраться. В том числе и домой…

– Не отпускают меня отсюда до времени, Радослав.

– Кто?

– Создатель и не отпускает. А как уснёт он, я и удеру. Не раз уже я так и поступал. Жаль, конечно, мне Фиолета…

– Его-то почему?

– Я хотел сказать, что мне жаль его «Пересвет».

Увидев своё новое жильё, Лота остолбенела. А потом не стала скрывать, что жила тут прежде со своим мужчиной по имени Капа. Теперь он живёт где-то в пригороде. Он маг Храма Ночной Звезды. Этаж в столичном доме ему не нужен, а деньги для нужд Храма и для непростой жизни в сельской местности нужны. Таким вот странным образом маг, катавший его жену в «золотой лодочке», проявился и в его жизни. Нет, Радослав пока что не видел мага Капу. Но его присутствие всегда ощущалось там, где жила теперь Лота. Опять же, почему так было, если сам маг тут не появлялся, да и не мог? Вероятно, от того, что он продолжал жить в сердце самой Лоты. Она едва ли не с порога бросилась к шкафам и с радостью, перешедшей в визг, обнаружила в них нетронутыми все свои прежние вещи. Капа ничего не выбросил, никому не дал ничего растащить, что говорило о том, что Радослав снял жильё самым первым. А до этого маг свой этаж в аренду не сдавал. Полная сохранность вещей бывшей любовницы говорила не о его пренебрежении к своему прошлому с Лотой, а о том, что он, возможно, долго её ждал обратно. Что он ничего не знал о том, что с нею произошло за всё это время. Что он после исчезновения Лоты из столицы сюда и носа не совал.

– Ты любила его? – спросил у неё Радослав.

– Он был похож на тебя. За это я его полюбила. А теперь ты напоминаешь мне его. За это я опять буду твоей телесной радостью. Ты же хочешь?

Сильно загорелая, поскольку много работала на улице в цветниках и в саду Кука, похудевшая, печальная, она слабо напоминала прежнюю, нежно-золотистую Лоту с сияющими ласковыми и обманчиво-наивными глазами. От прежней игры в легковесную дурочку ничего не осталось. Это были глаза уставшей и давно взрослой женщины, утратившей всякое желание обманывать хоть кого.

– Я сильно скучала по нашей совместной телесной радости, – сказала она и прижалась головой к его груди. Удивляясь тому, как резко она изменилась, прежней осталась только её фигура, он испытывал к ней не столько сексуальное влечение, сколько сильную жалость. Но Лота была как раз из таких женщин, с которыми возможно было практиковать секс без любви, в отличие от Ландыш, которую можно было только любить. Странная изначально, как и всё что тут происходило, любовь к бедняжке Ландыш вдруг внезапно испарилась, как внезапно и накрыла после её купания у водопада. Она была как ливень, настолько бурный во время его пролития, когда кажется, всё вокруг и навсегда утонет, но стремительно исчезающий за далёкими крышами и зелёными массивами лесов без особых следов. Только мутные лужи, высыхающие так быстро, что уже через короткое время опять сухо, опять знойно. И не происходит никакого подлинного обновления мира, в которое верилось при раскатах гулкого грома в небесах, превратившихся в океан.

Вот тебе и золотая лодочка! А если бы не откровенный рассказ Ландыш про обаявшего её мага, что изменилось бы, а что осталось прежним? Или так и тянулось бы изо дня в день, как привыкает человек с приятностью пить по утрам кофе и никогда от него не отвыкает, пока в доме есть ароматные кофейные зёрна заодно с кофемашиной. А нет ничего, так привычка какое-то время похнычет внутри без привычного утоления, а там и к другому чему прислонится. К чаю, к соку, а ещё лучше к чистой воде. Но тут уж сравнение хромало на обе ноги от невыносимой своей приниженности. Любовь не кофейные зёрна, не аромат от гудящей кофемашины. А всё потому, что тут не было кофе, а воспоминание о нём было невозможно томительным во вкусовом смысле. Ему даже во сне снилось, как он пьёт кофе и наслаждается его ароматом. Все его прежние жёны любили кофе, пили его по утрам, и очень часто вместе с ним в постели. И только одна из жён -Ландыш не ведала вкуса кофе и никогда его не хотела.

– Так ты не ответила, любила ты своего мага? – опять спросил он Лоту. – Расскажи мне, за что его любят женщины?

– Зачем тебе? Тебя тоже любят женщины. У тебя в придачу к твоей красоте тоже есть очень красивое и большое мужское достоинство.

– За его причиндалы ты его и любила? За это не любят, Лота! Это всего лишь инструмент для любви.

– Как же любить, если инструмента нет?

– Нельзя?

– Чем же будет мужчина любить? – Лота никак не могла понять, чего он от неё хочет?

– У кого маленькое достоинство, у того и любовь мала? Так что ли? Это же чушь дичайшая, Лота! Ты хоть немного поумнела бы за годы жизни вне прежних отупляющих райских кущ на твоём младенчески-спящем континенте.

– Почему ты сердишься? Ты меня не хочешь? Я несколько разучилась любить, это так. Но я всё вспомню. Я опять буду тебе желанной.

– Да ты мне нравишься после всего намного сильнее, чем