и за день или два обработать фильм. А потом присоединиться с командой в Вирджинии. И хотя Абель думал, что он уже увидел все, что можно было увидеть, во время гастролей Mad Dogs and Englishmen, рев толпы, желание увидеть своего кумира создавали ощущение энергии и спонтанности, которого он не испытывал до этого. В Голливуде он перевел пленку на три четверти дюйма, и кадр за кадром изучал структуру и хореографию шоу, создавая копию целого концерта.

Когда через четыре дня он присоединился к шоу в Хэмптон — Роуд, магия рассеялась. Все, что раньше казалось свежим, сейчас было отрепетировано. Там было одиннадцать камер в сложной установке, все звуковые источники были направлены на деку, на которой создавалась звуковая дорожка. Камеры работали по гибкому графику так, что никогда не было полной остановки. Со всем легким оборудованием они могли двигаться и снимать так, как Деннис Сандерс и не мог предположить. Огромная разница между двумя документальными фильмами заключалась в том, что Абель и Адидж верили в романтических героев; для них Элвис был народным героем.

Следующий вечер они снимали в Ричмонде, а потом Абель вернулся в Калифорнию, а Пьер остался, чтобы просмотреть отснятый материал. После того как он присоединился к гастролям в Северной Каролине, он показал Полковнику кое — что из отснятого материала. До этого Полковник следил за ними с беспокойством, он боялся, что «если мы молодые, то не знаем, что делаем. Теперь он дал нам карт — бланш. Он сказал, что благословляет нас. Мы сказали, что нам нужно больше свободы. А он ответил, что если нам нужно, то он не возражает. Он произнес длинную речь о том, как многие наплевали на Элвиса в прошлом и только он заботился о нем. Он рассказал нам историю о том, как люди сначала заплатили за то, чтобы попасть на карнавал, а потом заплатили, чтобы оттуда выбраться (когда дождь размыл поле, на котором стоял тент, он раздобыл осла, чтобы посетители могли выбраться). Он сказал: «Никогда не пытайтесь меня обдурить, или окажетесь по уши в дерьме». И закончил: «Идите и сделайте самый лучший фильм об Элвисе». И он отшвырнул свою трость».

Ни одно из последующих шоу не было таким же удачным, как первое. Они закончили в Техасе. За две недели съемок они получили четыре концерта. У них было много материала, из которого можно было выбирать. Для Абеля, однако, это была команда Пьера, захватившая определяющие моменты фильма. Элвис, сидящий в лимузине после шоу в Джексонвилле, Флорида, с полотенцем на голове. Он измучен и говорит невпопад о концерте и о том, что приходит ему на ум. «Жаркое время во Флориде», — говорит он и поет строчку «Дождливая ночь в Джорджии». Еще один момент в конце фильма, когда Элвис смотрит в машине в окно. Он где — то далеко, на его лице все то же выражение мечтательности, что и на фотографии 1956 года. Режиссеры использовали это, чтобы показать его отрешенность. Это маленькое «частное» откровение, как назвал это Абель, но еще большим откровением было то, как Элвис секретничает со своими друзьями.

Чтобы закончить фильм так, как они хотели (вскоре они переименуют его «Элвис на гастролях»), Абель и Адидж знали, что им нужно что — то особенное, за что они сражались несколько месяцев, интервью с Элвисом, которое, как клей, соединило бы все части картины. Полковник не помог им с этим. Это было разоблачение, против которого он был всю свою административную жизнь; если бы они получили разрешение Элвиса, он был бы не против, но они стояли на своем, пожал он плечами, намекая на то, что без него не было бы Элвиса.

Однако он не взял в расчет Джерри Шиллинга. Он работал ассистентом редактора у Абеля и Адиджа с тех пор, как они вернулись в Голливуд, и мог оценивать материал. Элвису сначала не понравилось, что он работает с ними; фактически они сами все время подозревали друг друга. Наконец Джерри, который увидел долгожданную возможность продвинуться после затянувшегося ученичества на «Парамаунте», ухитрился убедить Cinema Assosiates в своем исключительно искреннем желании работать над фильмом Let The Good Times Roll Элвис, знавший о преданности Джерри, был уверен, что его участие в редакционном процессе не позволит фильму отклониться от намеченного курса. Абель и Адидж, которые теперь были убеждены в честности и искренности Джерри, видели его участие как возможность повлиять на Элвиса.

Вот как это сработало. Джерри убедил Элвиса позволить киношникам использовать некоторые ранее известные его кадры (Полковник всегда был против этого, объясняя, что ты продаешь свое настоящее, а не прошлое). Интервью получило много откликов.

Элвис приехал в студию MGM еще бледнее и полнее, чем был во время гастролей. Он извинился, что не мог договориться с ними раньше — намечались следующие гастроли, он был занят домашними проблемами, связанными с разводом, и девушка, с которой он выходил в свет, недавно погибла в автомобильной аварии. Он сел на стул в привычной гримерке, где он создал столько картин. Его интервьюеры сидели напротив. Как заметил Абель, присутствовали несколько ребят из команды Элвиса. Они мрачно наблюдали за происходящим, но он, казалось, не замечает их всех, кроме Джерри, который возвышался по правую руку Абеля на режиссерском стуле.

Они начали с его комментариев по нескольким старым фотографиям. Голос теплый, чуть взволнованный, вы ощущаете то же, что и его зрители вначале, что нет никакой преграды между вами. Рассказывая о своем шоу в «Овертон парк», он сказал, что сначала его удивила реакция толпы. «Первое появление на сцене перед зрителями до смерти напугало меня. Я не знал, что творил». Он сказал: «Я работаю только для зала, не важно сколько их: шесть или шесть тысяч; они получают от меня вдохновение». «А если это не срабатывает?» — спросил Пьер. «Тогда я меняю репертуар. Я буду работать всю ночь, но я разберусь, в чем проблема. Потому что это очень важно».

Он все так же волновался перед каждым спектаклем, он никогда не приезжал слишком рано и того же требовал от своих музыкантов. Однажды во время выступления в Вегасе он услышал, что двое музыкантов в оркестре разговаривают о чем — то своем; «Те парни читали журнал «Лучшие дома и сады» или что — то вроде этого, они исполняли свои партии, и снова начинали: «Знаешь, я, наверное, построю это патио». Тогда я сказал: «Я не хочу петь эту песню, давайте сыграем что — нибудь