него были железные идеологические принципы. Когда после тяжелой осады генерал вошел в Сребреницы, он выступил по телевидению: «Мы преподносим этот город в подарок народу Сербии. Впервые после восстания против дахий, мы мстим туркам, окопавшимся на этой земле». Сербское восстание против турок-османов, о котором говорил генерал, произошло в 1804 г.! В 1994 г., давая интервью журналу Шпигель, Младич заявил: «Мне наплевать, где будут жить мусульмане и хорваты… хоть с эскимосами… хоть в космосе… Границы государств всегда рисуются кровью… Наша цель — собирание сербских земель». Младичу приписываются и такие слова: боснийские сербы могут победить лишь с помощью геноцида. Два сербских офицера, представшие перед Гаагским трибуналом, обвинили Младича в организации резни в Сребренице. Генерал Обренович сказал, что он решился принять участие в этом кровопролитии, только когда узнал, что лично Младич отдал приказ о расстрелах. Обренович утверждал, что в тот момент было немыслимо воспротивиться такому приказу. Капитан Николич рассказал о совещании, на котором было принято это решение. Офицеры собрались в штабе бригады, среди них — генералы Младич и Крстич. Обренович спросил у Младича, какая судьба ждет мусульманских пленных, которым генерал только что пообещал жизнь. Младич сделал рубящий жест рукой, «как взмах косы», и дал понять, что 250 пленных, ждущих своей участи, не найдут пощады (ICTY, IT-98-33/1; IT-01-43; Glenny, 1993: 23–26, Kovacevic & Dajic, 1995: 216; Rohde, 1997: 167). Генерал Младич до сих пор на свободе[87].

ПРЕСТУПЛЕНИЯ ХОРВАТОВ: ДОЛИНА ЛАШВЫ

Хорватские и мусульманские радикалы нанесли удар возмездия по беззащитным сербским деревням еще в самом начале событий. Когда они отступали, у них не было возможности отомстить сербам, но потом, усилившись и вооружившись, они нанесли контрудар. Милошевич, убедившись в том, что не сможет защитить всю территорию, согласился на международные переговоры о прекращении огня. Он также начал сворачивать помощь многочисленным этническим сербам. Хорватия дождалась истечения сроков перемирия, развернула наступление и отвоевала Западную Славонию. С мая по август 1995 г. хорваты овладели всей Сербской Краиной. Все хорватские партии радовались великой победе (Pusic, 1997). Спикер хорватского парламента и президент Верховного суда заявили, что не может идти и речи о военных преступлениях среди хорват, потому что они вели исключительно оборонительную войну. Спикер признался, что он доволен проведенными чистками, и выразил надежду, что часть сербов все-таки останется. Если их будет менее 8 % населения, то «они не будут нуждаться ни в каком особом статусе согласно Конституции Хорватии» (Kovacevic & Dajic, 1997: 67, 89, 175, 218; Stitkovac, 1997: 168). В докладе ООН указывалось, что в Книнской области осталось лишь 3 тысячи из 135 тысяч сербов — этническая чистка на 98 %! Правда, мировое общественное мнение не слишком беспокоилось тогда о сербах, озабоченность вызывало положение босняков, которые разорвали союз с хорватами, что привело к войне. По плану Вэнса — Оуэна Боснию надо было разделить на 10 «кантонов». Если этнической группе удавалось закрепиться в большей части кантона, то план Вэнса — Оуэна признавал за ней политическое верховенство на этой территории, поэтому радикалы спешили укрепить там свои позиции и расселить побольше этнических беженцев. В результате хорваты изгоняли босняков, а босняки хорватов.

Самое документированное свидетельство военных преступлений в Югославии — всех чисток, где бы они не проходили, — это массовые убийства босняков хорватами в долине Лашвы в центральной Боснии, в 30 км к северо-западу от Сараево. Обе стороны, вовлеченные в конфликт, пытались очистить территорию, которая была под их контролем. МТБЮ рассмотрел пока лишь 5 случаев насилия над местными хорватами. Обвинение было выдвинуто против трех офицеров: полковника Тихомира Бласкича, секретаря местного отделения ХДС Кордича и армейского командующего Черкеза. Шесть младших офицеров были обвинены в совершении массовых убийств в деревне Ахмичи (дело Купрескича и др.), один человек обвинялся в изнасилованиях в городе Витез (дело Фурундзия), комендант лагеря Златко Алексовски был привлечен к ответственности за преступления против узников. Их жертвами были мусульмане. В своем исследовании я основываюсь на свидетельских показаниях, представленных на суде.

Свидетели единогласно утверждают, что до избирательной кампании 1990 г. среди местных этнических общин не наблюдалось никаких разногласий. Это были полиэтнические города и села, где дети разных национальностей ходили в одну школу, призывники служили в одних и тех же частях, все взрослые работали и жили бок о бок. Общины вместе праздновали Пасху, Рождество, Курбан-Байрам, дети ели пирожные, подростки флиртовали — для них это было явно важнее, чем религиозная или национальная принадлежность.

Благодаря труду норвежского антрополога Тоне Бринга, опубликованного в 1988 г., нам хорошо известна хорватско-мусульманская деревня Вишница. В своей новой работе «Быть мусульманином по-боснийски» (Bringa, 1995) исследовательница описала последующие события. Это исследование богато фотодокументами благодаря сотрудничеству с телевизионной группой, которая вела съемки в деревне в январе-феврале и апреле 1993 г. (Granada TV, 1993). В результате у нас появился уникальный шанс сравнить то, что было, с тем, что стало. В своей книге Бринга исследовала жизнь и быт мусульманских женщин, там присутствует и несколько хорватских героинь.

Жители не имели никаких сомнений по поводу своей этнической идентичности. Они отчетливо сознавали свою религию и национальность, что «спокойно воспринималось членами другой общины как устоявшийся порядок вещей». Жизнь замкнуто протекала в пределах каждой общины, при этом хорватки и боснячки охотно общались друг с другом, ходили в гости, даже принимали участие в семейных и религиозных ритуалах своих соседок. И хорватские, и мусульманские свидетели на судах нарисовали схожую картину жизни в своих городах и селах. Хорваты часто отзывались о мусульманах вообще как о «малокультурных» и «отсталых», но боснийских мусульман они считали «современными» и «не очень мусульманскими». Смешанных браков было мало, общины не были скреплены кровнородственными узами, и первая стадия конфликта усилила сегрегацию. Антрополог Бринга прожила в деревне полтора года и не почувствовала этнической напряженности. Жители долины Лашвы понимали, что они разные, но не испытывали друг к другу враждебности.

На выборах 1990 г. этническая идентичность дала о себе знать, люди «говорили и действовали в соответствии со своей национальной принадлежностью» (Дждич и Муезинович, свидетели по делу Бласкича). В 1991 г. в местных муниципальных органах главенствовали две этнические партии: хорватская ХДС и босняцкая СДА. Чтобы противостоять давлению сербов, они объединили усилия, создав комитеты общественного спасения, совместные патрули, выстроив баррикады. Но напряженность между ними возрастала — экстремисты брали в руки оружие. Обвинение и защита согласились с тем, что конфликт созрел изнутри и что вмешательства извне практически не было. Майор Баггесен, датчанин из контингента миротворческих сил ООН, утверждает, что насильственные действия начались в апреле 1992 г.,