было больше, и естественно они решили захватить эту территорию». Кто смел, тот и съел — по этому принципу действовали радикалы и с той и с другой стороны.

Республика Герцег-Босна, созданная Бобаном, ухудшила ситуацию. В октябре несколько деревень подверглись чистке. Голландский полковник войск ООН Морсник рассказывал, что напрасно пытался убедить хорватских лидеров прекратить поток лжи о кровавых преступлениях мусульман, транслируемый по телевидению и радио. Он утверждал, что целью этой пропаганды было запугать хорватские меньшинства и вынудить их к бегству. «ХДС и СВА пытались собрать хорватов в районах, которые были под их контролем» (дело Бласкича, 1 июня 1998). Хорватская милиция тоже повиновалась приказам СВА. Отряды боевиков «Джокеры» и «Витязи» вошли в состав военной полиции (свидетельство Даймон, 25 марта 1998; Валлиами, 24 апр. 1998; капитан Маклеод, 26 янв. 1998; полковник Морсник, 29 июня 1998; полковник Боуэрбат, 29 июня 1998; капитан Уиртворт, 13 июля 1998 — все по делу Бласкича; свидетель R4 лкт. 1999 — дело Кордича-Черкеза). Эти полубандитские отряды терроризировали местных жителей и соперничали друг с другом в жестокости. Утверждалось даже, что они получил карт-бланш от хорватского правительства: «СВА их не опасалась и разрешала им действовать так, как им хотелось… чтобы мусульмане поняли… и чтобы боялись… создавалась атмосфера страха» (Кавазович, 27 авг. 1997; Зеко, 26 сент. 1997, оба под делу Бласкича). Вуллиями отметил: «Это была война против мирного населения… расходным материалом для нее были беженцы, а ее целью было изгнание людей».

В городе Бусоваче стояли три воинские части ЮНА, были и оружейные арсеналы. В апреле 1992 г. ХДС и СВА вначале договорились поделить оружие пополам, но в мае 1993 г. части СВА неожиданно захватили склады с оружием, почту и муниципалитет. Старейшина мусульманской общины был жестоко избит. Повсюду вывесили хорватские флаги, хорватский язык был объявлен государственным, босняков сместили со всех административных постов (дело Кордича-Черкеза, стр. 494–498). Судьба Киселяка была решена в конце апреля, когда части ЮНА уступили казармы вооруженным отрядам СВА. 19 июня в Витезе части ХОС (Хорватские оборонительные силы) захватили город и подняли хорватский «шахматный» флаг. Новый начальник полиции в Витезе заявил, что «хорватам надоело ждать, чтобы кто-то решил их проблемы, теперь они будут решать их сами». В ноябре государственные служащие и менеджеры компаний подписали клятву верности Республике Герцог-Босна и Хорватскому Совету обороны. Выражение лояльности не спасало от увольнения. В те дни по боснийским городам прокатилась волна насилия, грабежей, расстрелов, массовых увольнений. На последующих судах эти действия были названы «систематическими», «беспощадными» и «бесчеловечными» (дело Бласкича, показания Муежиновича, 20 авг. 1998; дело Кордича-Черкеза, стр. 506–507, 520, 852).

Финальный акт трагедии, спровоцированный планом Вэнса — Оуэна, развернулся 15 апреля 1993 г. (показания Уоттерса, 18 авг. 1998). Республика Герцог-Босна потребовала у боснийского правительства вывести все войска из трех кантонов с преимущественно хорватским населением, пригрозив в противном случае «ужесточить свою юрисдикцию». На следующий день хорватам спокойно посоветовали покинуть дома. Затем начался артиллерийский обстрел, в города и села вошла пехота, мусульман изгоняли или убивали, их дома сжигались (дело Бласкича, свидетели АА, В и СС, 16–21 февр. 1998). Сам Бласкич отправил приказ командиру бригады «зачистить местность», при этом он требовал, чтобы акция не выходила за пределы «самообороны», что нужно лишь «нейтрализовать экстремистские мусульманские силы, предотвратить чистки и геноцид хорватского народа» (ICTY, свидетельство Бласкича, 25 февраля 1999, вердикт 3 июня 2000). В Долине Лашвы уцелел лишь один минарет. Во время наступления произошло два крупных акта геноцида против сопротивлявшегося населения, тут снова проявилась непропорционально жестокая реакция на угрозу — убийства в состоянии массового аффекта. В исторической части Витеза, в укрепленном мусульманском квартале был взорван грузовик, что повлекло за собой много жертв среди гражданского населения.

Второй случай — резня в Ахмичи, о которой следует рассказать подробно. Через три недели Бласкич доложил в штаб-квартиру СВА: «приказы исполняются на всех уровнях, присутствует координация действий и дисциплина» (Tribunal Update, 86, 20–24 июля 1998). Эскалация насилия должна была подавить сопротивление среди хорватов. Хорватский командир поддерживал дружеские связи со своим коллегой из армии босняков. За недопустимое поведение он угодил в руки тайной полиции, дознание проводил самый «ярый антимусульманский офицер» (дело Бласкича, 12 мая 1998). Полковник Филиппович был «приличным человеком», он искал примирения с мусульманами, открыто бранил Бобана и Бласкича за агрессию (показания Вуллиами, 11 мая 1998). Один из командиров в Фойнице отказался выполнить приказ Бобана нанести удар по мусульманской деревне, сказав: «Мы все еще надеемся заключить мир с босняками». Он объяснил Бласкичу, что «сознает свой долг, но не будет исполнять приказы, ведущие к войне и кровопролитию». Бласкич разжаловал его, и офицер провел 10 месяцев в тюрьме (показания Тука, 22–27 нояб. 1999).

Свидетель В по делу Фурундзия (из отряда «Джокеры») помогал арестованной боснячке, за это его избили и заставили смотреть, как его же солдаты насилуют эту женщину. Его командир Фурундзия был обвинен Гаагским трибуналом в неоднократных изнасилованиях и приговорен к 10 годам тюрьмы. Экстремисты подавили умеренных, потому и творились зверства над мирным населением. Радикалы жаждали крови, наверху это встречало одобрение и понимание. Ни Кордич, ни Черкез, ни Бласкич ранее не проявляли экстремизма и национальной нетерпимости, и считали этнические чистки самообороной. Мусульманский врач Хай Муезинович был нужен хорватам и его не тронули. Потом он дал показания о событиях, произошедших в общине Витез (дело Бласкича, 20 авг. 1998; дело Кордича-Черкеза 10 мая 1999). По его мнению, Анто Валента, преподаватель местного университета и автор радикального националистического трактата, был главным хорватским идеологом. Дарко Кралевича, командира отряда боевиков, он называет «жестоким, вездесущим, вооруженным до зубов». Иван Сантич, по образованию технолог, член ХДС, но «колеблющийся», признался в полном бессилии перед экстремистами и «бесконтрольными вооруженными боевиками». Силика, авторитетный человек в хорватской общине, человек «безукоризненной репутации», предложил примирение, что было отвергнуто ХДС. По меньшей мере три члена Хорватской социалистической партии, осмелившиеся открыто критиковать радикалов, были жестоко избиты: «Кто не с нами, тот против нас, и получит сполна то, что ему причитается». Свидетель Т. (дело Бласкича, 20 янв. 1998) рассказал, что видные члены ХДС, выражавшие несогласие с общей линией, тоже были избиты. Ветеринар из Витеза д-р Зеко (дело Бласкича, 26 сент. 1997) сообщил, что начальник полиции и мэр пытались ему помочь, но первый был запуган, а второго отправили на передовую — весьма впечатляющее наказание. Летом умеренные хорватские деятели спустили флаги независимости в Витезе, вернули некоторым боснякам оружие и восстановили их на работе. Радикалы взяли город под свой контроль лишь в