когда пьяные солдаты с той и другой стороны начали перестрелку на улице, и от снайперских пуль погибло тогда несколько гражданских (дело Бласкича, 22 авг. 1997). За этим последовала череда стычек между отдельными лицами и группами. Хорваты сформировали вооруженные отряды, солдаты-босняки из армии Боснии и Герцеговины начали агрессивно вести себя в увольнении. Первые столкновения произошли из-за национальной символики, рабочих мест, дележа оружия.

Вооруженные провокаторы и радикальные политики стали заметными фигурами в хорватских общинах, которые были более многочисленны, лучше организованы и вооружены. Под давлением радикалов и беженцев, пришедших из районов, оккупированных сербами, произошел раскол в местных, изначально единых органах власти.

За пределами республики хорватские националисты тоже разжигали страсти. Обвинители по делу Бласкича проследили связь этих событий с Загребом и президентом Туджманом. Пэдди Эшдаун, в ту пору лидер Британской либерал-демократической партии, поведал пугающие подробности своей беседы с Туджманом на банкете в честь Дня Победы в Лондоне. Это случилось в мае 1995 г. (свидетельское показание от 19 марта 1998 г.). Эшдаун спросил, какой будет Югославия через 10 лет. В ответ Туджман набросал карту на обеденном меню (Эшдаун предъявил его на суде). На этой карте значительная часть Боснии была поглощена Хорватией. Когда Эшдаун спросил, что они собираются делать с мусульманами, Туджман ответил: «У мусульман не будет своей земли, они станут маленьким вкраплением в нашем государстве». Изетбеговича он назвал «фундаменталистом и алжирцем», а Милошевича «своим парнем». Югославские мусульмане — по крови те же сербы и хорваты, ассимилированные турками. Туджман признался, что он действительно нарисовал карту, на которой, по его словам, он обозначил водораздел между «Западом и Востоком» Югославии (Kovacevic & Dajic, 1997: 180). Свидетель-эксперт Бьянчи предоставил документы, из которых явствовало, что свежесформированная армия хорватских босняков СВА находилась под контролем хорватской армии. Они были «настолько тесно связаны политически и военно, что, по сути, представляли одну армию» (дело Алексовски, 4–9 мая 1998). Из Загреба не поступало прямых призывов к проведению чисток, но было очевидно, что хорватскому правительству очень хотелось прибрать к рукам боснийские земли, населенные хорватами.

В партии боснийских хорватов ХДС не было единства. Председатель партии Ключич был националистом, но надеялся, что хорваты смогут достичь своих целей, не расставаясь с Боснией и Герцеговиной. Но в октябре 1991 г. его заместитель Мате Бобан (некогда менеджер супермаркета) воспользовался отсутствием Ключича и объявил о создании Хорватского содружества Герцег-Босна. Бобан пренебрег возражениями Ключича, и на декабрьской встрече с Туджманом в Загребе новая партия (созданная как якобы культурная ассоциация) получила официальный статус. Мате Бобан имел плотные контакты с Загребом через Гойко Шушака, главного «ястреба» в правительстве Туджмана, и хорватских эмигрантов, через которых шли поставки оружия. В феврале 1992 г. Ключич после двух закрытых заседаний боснийской ХДС был вынужден уйти в отставку. Контроль над ситуацией перешел к Бобану и его заместителю Кордичу. В июле Бобан провозгласил независимую Республику Герцег-Босна со столицей в Груде. Бобан поведал журналисту Эду Вуллиами о том, что Босния и Герцеговина «исторически является жизненным пространством хорватов». И хотя конституция Боснии и Герцеговины наделяла каждого гражданина индивидуальными правами, она не гарантировала коллективных прав хорватского народа. Бобан предрек хорватскую экспансию в Боснии. Вуллиами комментирует: «Все, что предсказывал Мате Бобан, сбылось с поразительной точностью, все соответствовало четко разработанному плану. Была лишь одна командная вертикаль, и она отлично работала» (суд над Бласкичем, 24 сентября 1998). Два государства оспаривали суверенитет над одной территорией (мой тезис 3). Одно из них было уверено, что обладает достаточным военным превосходством, чтобы достичь цели с минимальным ущербом (тезис 4б).

Самым большим городом в долине Лашвы был Витез. В марте 1992 г. местный председатель ХДС потребовал у местного отделения СДА и хорватско-боснийского Кризисного комитета перейти в его подчинение. Сопротивление бесполезно, — пригрозил он, потому что «боснийские хорваты в Витезе вооружены на 90 %, а боснийские мусульмане на 10 %». С такими же угрозами выступили по местному телевидению руководители ХДС Валента и Кордич. Они утверждали, что лишь защищаются от агрессии сербов и босняков. Теперь «мусульмане исчезнут из Боснии», потому что «это исконная хорватская земля», и «сейчас хорваты готовы исправить исторические ошибки, расплатиться за унижение и эксплуатацию, потому что теперь у них есть сила и власть, чтобы восстановить права хорватского народа, исторические права и закрепить их навеки» (суд над Бласкичем, показания Муезиновича, 20 авг. 1998; дело Кордича-Черкеза, стр. 472, 478–479,522, 525). Здесь мы снова сталкиваемся с эмоциональным воздействием угроз и унижений, порождающих яростное сопротивление.

Когда боснийские сербы перебросили свои войска в более угрожаемые районы, сербские беженцы хлынули потоком. Один из оставшихся так выразился о тех, кто бежал: «Они больше верили тем, кто рассказывал им о реальности, чем самой реальности». Сербы боялись своих хорватских товарищей по несчастью: хорватские беженцы, пришедшие в город, рассказывали о том, какие ужасы пережили они в руках у сербов. Отчуждение пролегло между хорватской и мусульманской общинами. Агрессивные хорватские патрули стали хозяевами города. На блокпостах избивали и грабили босняков. Отпечатанные хорватские деньги были объявлены единственно законной валютой. Магазины и торговые ряды, принимавшие другие валюты, громили. Взрывали и грабили мусульманские лавки, и к марту 1993 их не осталось совсем. Угоняли машины, били и грабили состоятельных босняков. Им говорили: «Лучше бы вам уехать в Ирак, а еще лучше в Турцию, это Хорватская Республика, вы не наш народ, мы вас убьем» (дело Бласкича, показания Фрустича, 26 сентября 1997). Мужчин арестовывали, заставляли их быть живыми щитами в бою, заставляли копать траншеи в нечеловеческих условиях, с их женщинами и детьми тоже обращались крайне жестоко. Дело доходило и до убийств.

Но нападали не только хорваты. В январе 1995 г. в ходе карательной экспедиции мусульманские боевики убили 14 пленных хорватских солдат и несколько мирных жителей в деревне Дусина. Хорваты пострадали в городах Зеница и Лашва. О Дусине говорят, что она стала «яблоком раздора и источником всех бед». Мусульмане признают, что хорватские солдаты и ополченцы, не подчинявшиеся армейскому командованию, ответили ударом на удар, и маховик насилия начал набирать обороты. Знаменательно, что мусульманам мстили не там, где они были сильны и где они действительно пролили хорватскую кровь, а там, где они не представляли никакой угрозы — в беззащитных мусульманских пригородах. Хорват Алилович свидетельствовал по делу о резне в Ахмичи и признал, что хорватские и босняцкие националисты применяли ту же тактику — мсти слабым. Босняки, говорит Алилович, завладев арсеналами ЮНА, расправились с мусульманами-беженцами, которые поток шли из города Яйце после сербской зачистки осенью 1992 г. Теперь «босняки почувствовали себя сильнее, чем мы, их