а как противоположности: различия важнее сходств, они – релевантны в системе. Наконец, связь идеи с вещью определяется уровнем co-знания и в отношении к слову предстает как предметное значение (денотат D).

Итак, неореалист идет к слову («путь к языку» Хайдеггера, а не «возвращение к вещи» Гуссерля). Он отталкивается от «сознания», т.е. от отношения идеи к вещи:

«теория познания хочет <…> исследовать отношения между сознанием и бытием, а „психология как наука о фактах“ эмпирична» (Гуссерль 1994: I, 136, 139),

на основе предметного значения слова и тем самым пытается истолковать (не познать, как номиналист, и не объяснить, т.е. доказать, как концептуалист, но именно истолковать) такое отношение через слово. Шестов верно заметил, что это потребность aufklären, а не erklären (разъяснить, а не объяснить). Возникает некое подобие круга, о котором писал Хайдеггер, поскольку развитие представлено «как развертывание смысла», подменяющего и вещь, и слово (скольжение в сторону концептуализма).

Феноменологизм невозможно понять, не учитывая всю линию его логического развития – от Лейбница и Канта через Гуссерля до Хайдеггера и Мерло-Понти. Отчуждение сначала психологии, потом логики, наконец и слова (языка) представляет собою исторически последовательную редукцию всех типов отношений (co-знания, по-знания и собственно знания – в схеме семантического треугольника), доведенную до необходимости и неизбежности истолкования готовых текстов как предельной формы философствования (герменевтика Гадамера). Движение феноменологии к экзистенциализму также запрограммировано исходным толчком метода «от сознания»:

«всякое психологическое суждение заключает в себе экзистенциальное полагание физической природы, безразлично – выраженное или невыраженное»

как движение

«само от себя (von sich aus)» (Гуссерль 1994: 137, 146).

4. Терминология

При знакомстве с трансцендентальной феноменологией главное не запутаться в терминологии, тем более, что многие термины Гуссерля разошлись по философским трудам, подчас утрачивая исконное терминологическое значение. У самого Гуссерля некоторые понятия неопределенны, поскольку, по его признанию,

«для всего этого не хватает названий» (Гуссерль 1994а: II, 79).

Например, говоря о символе, Гуссерль имеет в виду индекс, принятый, например, в математике для обозначения некоторых отвлеченных сущностей. Гуссерль не понимает символ как содержательную форму концепта, поскольку символ есть внеличностный образ, подлежащий «со-борному co-знанию» (толкование Лосева).

Феномен отличается от явления (вещи в себе) как вызванный интенцией субъекта мыслимый образ объекта, полагающий смысл сущности. Приближение к сущности состоит в последовательном снятии всех реальных признаков мира («взятие мира в скобки») с воздержанием от суждения о реальном существовании (эпохэ). Происходит научная идеализация – типизация объектов индивидуального опыта в системе релевантных связей, которые порождают объект как субстанцию. Наличие априорных структурных характеристик позволяет представить сущность как инвариант.

Например, на основе обыденного сознания и коллективного представления (опыта в памяти) происходит двунаправленное движение в сторону смысла. Индивидуум получает символ и посредством него структурирует свою ментальность; социум создает символ, т.е. осмысляет типично индивидуальный образ, и конструирует общую ментальность социума. Личный образ равнозначен все-общему символу. Встреча образа и символа порождает смысл, т.е. явленность понятия, за которым феноменолог прозревает концепт:

«безграничное схватывается только понятием».

Но, различив явление и феномен, Гуссерль еще не противопоставляет понятие и концепт.

Гуссерль говорит о «синкретизме» своих категорий; здесь представлен и синкретизм субъекта и объекта, но снятие гегелевского единства субъект-объект произведено в пользу субъекта.

Феномены существуют лишь в субъектах; они даны в них как причинные следствия процессов, существующих в природе (там же: 168). Ноумен как «постигаемое» равен концепту, постигаемому в феномене, поскольку явление не отражает сущности в полной мере. Явление вещи в себе столь же непостижимо, как и сама вещь в себе: возникает потребность в новом ряде понятий. У феноменолога Г.Г. Шпета явление коррелирует со смыслом, а это – другое имя для феномена. Однако смысл в развитии есть энтелехия (цель как конечная причина движения смысла).

«Самораскрытие феномена радикально отличается от отношения явление – сущность, однако явление, как и видимость, имеет основания в феномене: явление как то, что указывает на нечто, не показывающее себя (температура, превышающая 37°C, указывает на нарушения в организме)» (Шпет 1914).

Феномен самодостаточен и самоценен, он не указывает на нечто, скрытое за ним, хотя и не лежит на поверхности. Феномен предстает здесь как образ мыслимый, а явление – как символ видимый.

Наконец, под сущностью феноменология Гуссерля понимает инвариант, ведет поиски «инвариантного всеобщего стиля» (там же: 72),

«инвариант чувственно воспринимаемой вещи, который остается неизменным в потоке вариаций и непосредственно постигается… усмотрением сущности»

– в интуиции (Степанов 1985: 201). Феномен постигается как инвариант сущности через осознание такой сущности субъектом посредством языка (слова). Вещь заменяется феноменом с тем, чтобы стать словом. Морфему открыли до феноменологов, ибо морфема выражена материально (равна «вещи»), но фонему открыли феноменологи, поскольку фонема и есть инвариант звукового (вещного) ряда, создающий смысл в сфере чистых отношений. По отношению к феноменологии предшественников у Гуссерля изменилось понимание сущности. У Николая Гартмана сущность есть принцип, воплощенный в категориях, и тем самым он «правит миром». Такие категории не суть понятия (категории познают, понятия образуют), поскольку категории неизменны, онтологичны и отчасти иррациональны (Горнштейн 1969: 122 – 123); о типах категорий (там же: 136 – 170). У Гуссерля сущность есть смысл.

Почти все термины и определения Гуссерля невозможно оспорить или критиковать, он всегда сказал бы, что имеет в виду не конкретное, а идеальное. Критика его положений Бар-Хиллом со стороны позитивизма или Амбрехтом со стороны марксизма и пр. не достигают цели: употребляя одни и те же термины, все они говорят о разном. Также и феноменологи-лингвисты заняты подтягиванием эмпирически конкретных языковых фактов под феноменологически идеальные сущности (или имеет место простая подмена понятий).

5. Метод

«Феноменологический метод всецело движется в актах рефлексии»,

– говорит Гуссерль; она исходит от сознания. Напротив, познание задано методом, тогда как знание априорно. Знание априорно потому, что связь знака с вещью дана (Гуссерль 1994а: 65), так что и

«открытие представляет собой смесь инстинкта и метода»,

его делают «искусство и метод» (там же: 79, 312).

«Наше европейское человечество обладает врожденной энтелехией».

Цель познания воспитана поколениями и уже дана, именно поэтому для Гуссерля знание и познание «равнозначащи» (хотя он и разграничивал закон как знание и познание закона (там же: 223)).

Всегда необходимо различать

«сознание (поток), явление (имманентный объект), трансцендентный предмет (если первичное содержание не есть имманентный объект)» (Гуссерль 1994: 80).

Первичная