т.е. нечто, определенное во времени»,

ибо

«сама истина выше всего временного» (там же: 230).

В конечном счете оказывается, что познание возможно лишь в слове – это возвращение к Логосу, поскольку в знаке раскрывается смысл противопоставления конкретной вещи, данной в явлении, и психическим ее эквивалентом – феноменом, заданным в мысли (или, что то же, в субъекте, понятии, концепте и пр.).

«Идея имеет значимость»,

а не значение (как, например, знамя или имя) (там же: 160):

«мы не только постигаем его внутренний смысл, но можем установить и его относительную ценность» (там же: 162).

Феномен как идея общего вне конкретных его (про)явлений и есть сущность; смешение сущности с идеей (idea как противоположность impression) осуждается как проявление позитивизма, но интенциональность сознания снимает эту проблему, так как множественность восприятий (impression) и есть явление (там же: 153):

Рис.:

– идея, – мысль, – феномен, – сущность…

– вещь, – явление…

«Мы чувствуем себя близкими к учению Канта» (там же: 324),

но с тем отличием, что «чувственное восприятие» редуцировано до «явления» в избранных интенцией качеств (при-знаках) вещи. (О понятии см. (там же: 344 сл.).)

Феноменология как метод есть «единственно лишь феноменологическое учение о сущности» (там же: 163), и не «всякая полезная мелочная работа» с конкретными фактами, а «систематически-основная философская дисциплина» как вступление «в метафизику природы, духа и идей» (там же: 185). Это, по мысли Гуссерля, не просто искусство использования уже найденного метода, а

«метод, который постоянно сам себя улучшает» (там же: 88),

«технология научного познавания» (там же: 322).

(Но и сравнительно-исторический метод тоже сам себя улучшает!)

7. Панхрония

Антиисторизм заложен в феноменологии с самого начала. Идеи и сущности вечны (могут существовать и при отсутствии реального мира), но «идеи вне времени».

Личное мнение столь же текуче, как текучи и изменчивы вещи, но именно они, и те и другие, остаются за скобками в момент редукции. Типология – основная установка феноменологии. Сущность смысла существует здесь и теперь, всё собрано в точке инварианта (явленного концепта). О-современивание всего делает возможным само феноменологическое сознание, причем попутно во внимание не принимаются

«все конститутивные результаты интенциональности, непосредственно или опосредованно относящейся к чужой субъективности»

– Другого Я.

«Чем дальше мы отдаляемся от Теперь, тем большая обнаруживается расплывчатость и слитность <…> Когда временной объект движется в прошлом, он сжимается, и становится одновременно смутным» (Гуссерль 1994: 29).

Длительность вне точки Теперь предстает как род предметности, опредмечивается в сознании.

«Предметность предполагает сознание единства, сознание идентичности. Мы схватываем здесь содержание каждого первичного ощущения как самость <…> Каждое воспринятое время воспринято как прошлое, которое имеет границы в настоящем. И настоящее есть предельная точка. Этой закономерности подчиняется каждое схватывание, каким бы трансцендентным оно ни было» (там же: 72).

Это типичное для европейских языков представление времени в виде перфектности, прошлое действие остается в памяти как результат-состояние и используется в познании как прошлый опыт.

Причинно-следственные связи позитивистов Гуссерль подменяет субъективным понятием следования (метонимичность сознания есть следствие логицизма). Ретенция (первичная память; вторичная память – это воспоминание) и протенция (ожидание) сходятся как явление в точке Теперь. Ретенция конструирует «живой горизонт Теперь», тогда как протенция есть действие интуиции.

«Каждая последующая точка есть ретенция для каждой предыдущей»,

что и создает

«постоянно расширяющуюся непрерывность прошлого» (там же: 31).

По этой причине для феноменолога как основная (и единственно «научная») существует только привативная оппозиция с маркированным членом; градуальность осуждается (там же: 67), как и эквиполентность разнозначных оппозитов. Например, «идея выше вещи», т.е. маркирована в противопоставлении к вещи. Субъективизм естественно исключает идею развития объекта, синхрония как основная модель представления сущностей заменяет не только теорию, но и историю.

«Историческое мышление никогда не может разобраться в истинности или ложности мышления и поэтому не может служить философии» (Гуссерль 1994а: 49):

«историзирующей философии не существует».

Очень хорошо сказано (Гайденко 1992: 125): критикуя историзм, Гуссерль становится сторонником историзма (ибо ядро интенциональности – временность), так что в конечном счете «трансцендентальная феноменология как вариант историзма» борется сама с собою. Антиисторизм, обращенный на предметное поле бытия, парадоксально превращает логическое в «психологическое».

8. Формализм

В конечном счете феноменологизм скатывается к формализму и схематизму, причем, как очень резко формулируют «обязательность формы» современные феноменологи, форма есть образ предмета, выраженного словесно (Мамардашвили 1968: 236). Таково естественное движение мысли в «трех соснах» семантического треугольника: стремление увязать вещь и слово с точки зрения априорно заданного понятия приводит к подмене языка текстом, понятия – образом, логического – психологическим, значения – смыслом и т.д. и к построению («конструированию») схем.

Конструирование реальности, структурирование индивидуального сознания посредством символически значимых объектов необходимо, ибо концептуальная мысль не просто собирает и классифицирует объекты на основе общих для них характеристик, но и соединяет временное с трансцендентным, постоянное с переменным и т.д. (Руткевич 1993: 15). Сущность конструируется («конституируется») как явленный смысл данных в опыте отношений. Мир феноменов складывается из мнений о мире, из оценок и слов.

Формализм феноменологии объясняется тем, что

«абстрактный слой мира – слой форм, т.е. <…> каждое такое изменение имеет своего двойника в царстве форм» (Гуссерль 1992: 156).

То, что каузально осуществляется в формах, есть двойник идеи; так, цвет, звук, тепло, вес тел (процессы мира форм) при каузальном подходе («научном») оказывается тепловым излучением тел (там же: 157). Возвеличивание человеческой мысли в ее направленности на сущее в формальных упрощениях схем способно вертеться в замкнутом кругу собственных абстракций. Мысль развивается за горизонт, говорит Гуссерль,

«вплоть до предельных форм, к которым, как к некоему инвариантному и никогда не достижимому идеалу, стремится реальный ряд совершенствования» (там же: 149).

Пределов совершенствованию форм нет. Мир истончается до пустых форм.

Тем самым и феноменология как сопутствующий момент всякой философии есть как бы бесконечная культурная форма.

«Всякий текст может читаться только текстом <…> То есть, чтобы прочитать то, что есть в коде, нужно самому строить текст» (Мамардашвили 1992: 101).

У Гуссерля текстом, читающим текст, была та форма (конструкция), которая выступала у него как представление о внутреннем времени – опять-таки формализм, с помощью которого