Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сбор души.
Заклинание уже просочилось сквозь зубы и сорвалось с его губ, однако Тасянь-Цзюнь по-прежнему упрямо и зло смотрел на него. Это продолжалось так долго, что Ши Мэй успел почувствовать, как панический страх железными тисками сжал его сердце. В какой-то момент он понял, что еще немного, и этот человек окончательно вырвется из его хватки.
На его лбу выступили мелкие капли пота. Пытаясь сдержать Тасянь-Цзюня он практически полностью исчерпал все имеющиеся внутренние резервы. Наконец, вложив в заклинание почти всю оставшуюся у него духовную силу, он хрипло крикнул:
— Сбор души!
На сей раз Тасянь-Цзюнь слегка покачнулся, после чего его взгляд наконец потерял фокус.
Израсходовав столько духовных сил, Ши Мэй схватился за грудь, которую тут же сдавила тупая ноющая боль, и попытался справиться с головокружением и сбившимся дыханием.
Из-за особенностей телосложения его духовное ядро было слишком слабо развито, а духовные силы очень ограничены. Даже усердно совершенствуя себя при помощи упорных тренировок, в этом плане ему так и не удалось встать в один ряд с прочими заклинателями. В стандартных условиях ему обычно удавалось справиться со всеми вызовами, используя свои невероятные способности целителя, однако когда требовалось использовать духовные силы, его тело просто не выдерживало.
Ши Мэй на несколько секунд закрыл глаза, а потом опять посмотрел на Тасянь-Цзюня:
— Я еще раз спрашиваю: зачем ты только что это делал?
Поскольку сейчас он находился под его полным контролем, Тасянь-Цзюнь бездумно и без особых эмоций ответил ему:
— У него жар и боязнь холода.
— Ну и что с того?
И тогда эта марионетка без души, этот ходячий труп, у которого от прошлой жизни осталось не так много знаний и лишь пара крупинок сознания, безразлично ответил:
— Этот достопочтенный держал его в объятиях, чтобы немного согреть.
— …
Ши Мэй очень долго в упор смотрел на Тасянь-Цзюня.
— Согреть? — его бледные губы дрогнули. Неожиданно он громко рассмеялся, хотя в глубине персиковых глаз не появилось и намека на улыбку. — Мо Жань, ты совсем обезумел? Для начала проверь температуру своего тела… ты что, совсем не понимаешь, что из себя представляешь? Ты же холоднее ледяной глыбы. Ты уже давно мертв. У тебя нет сердца, твои легкие не дышат и тепла в твоем теле тоже нет. Твое тело окоченело от холода и при этом ты все еще стремишься согреть его?
В пустых черных зрачках Тасянь-Цзюня на мгновение промелькнула боль, однако, это выражение было мимолетным, ведь, в конце концов, он и правда был всего лишь бесчувственным трупом.
— Встань, — сказал Ши Мэй.
Даже получив прямой приказ, Тасянь-Цзюнь не спешил подниматься. Нахмурив черные брови, он, казалось, собрал всю волю, чтобы противостоять Ши Мэю.
— Встать, я сказал!
Произнесенный столь жестким тоном, этот усиленный приказ все же смог заставить Тасянь-Цзюня повиноваться.
Император медленно поднялся с кровати. Полы его одежды были по-прежнему широко распахнуты, и тепло от Чу Ваньнина все еще оставалось на его груди, которая уже давно не поднималась и не опускалась.
— Пошел вон, — мрачно приказал Ши Мэй.
Тасянь-Цзюнь очень медленно и неохотно сделал несколько шагов, но потом вдруг снова замер на месте и тихо сказал:
— Есть.
— …Что?
— Есть, — словно впав в ступор, повторил Тасянь-Цзюнь.
Ничего не понимая, Ши Мэй переспросил:
— Что есть?
— Тепло, — этот мужчина медленно поднял руку и погладил себя по груди ровно в том месте, где на его коже все еще оставалось тепло от тела Чу Ваньнина. — Вот здесь горячо.
В этот момент Ши Мэю показалось, что в него воткнули иглу. Он буквально взвился от ярости. Ничто в это мире не бесило его больше, чем его собственная марионетка, которая перестала быть послушной.
— Пошел вон, я сказал! — заорал он.
Тасянь-Цзюнь опять сделал пару шагов, однако, на этот раз это действительно было всего лишь два шага. Его лицо вдруг исказилось от мучительной боли.
— Не…. — он схватился за голову. От напряжения у него вздулись вены на руках, все тело задрожало, а из горла вырывался хриплый стон, — достопочтенный… не хочет… как можно… как можно так… как…
Он закрыл глаза. Его воля то прогибалась, то упрямо наступала, память то прояснялась, то затуманивалась вновь. Он боролся изо всех сил. Все спуталось. Взлеты и падения, невзгоды и испытания двух его жизней.
— Как.. ты… смеешь!.. — после этих слов он замолк и замер. Бившая его тело дрожь внезапно прекратилась.
Ши Мэй застонал и прижал руку к груди... В этот момент, вырвавшись из-под его контроля, Тасянь-Цзюнь нанес ему ответный удар, безжалостно и с лихвой вернув ему влитую в него духовную силу. Ши Мэй пошатнулся и отступил на шаг назад. Практически сразу вслед за этим, он увидел как Тасянь-Цзюнь открыл глаза. Кровавая дымка в его зрачках рассеялась, словно туман.
— …
Хищные черные глаза больше не были затуманены, и теперь в этих холодных омутах ясно отражалось его собственное лицо.
Ши Мэй побледнел и пробормотал себе под нос:
— И правда, ты восстанавливаешься все быстрее и быстрее.
Тасянь-Цзюнь не издал ни звука. Из вспыхнувших на дне его глаз искр стал разгораться свет. Едва придя в себя, он поднял руку, призывая Бугуй.
Ши Мэй слегка приподнял подбородок. Его взгляд скользнул вверх от рукоятки меча на лицо Мо Жаня, напоминающее сейчас оскаленную морду леопарда.
— Что? Злишься? Хочешь убить меня?
Не отражающее свет черное лезвие рассекло воздух, и в мгновение ока зависло над белоснежной шеей Ши Мэя. Занесенный меч безжалостно порезал нежную кожу и на ней тут же появилась налившаяся кровью алая полоса.
Ши Мэй не дрогнул и не отступил.
— Ваше величество Бессмертный Император, — с холодной усмешкой произнес он, — твоя способность двигаться и просто существовать полностью зависит от поддержки моей духовной силы. Если убьешь меня, тоже простишься с жизнью. Уж эту малость ты не можешь не понимать.
— …
— С точки зрения реальной силы, я действительно не могу победить тебя, — продолжил Ши Мэй, — однако тебе все же стоит подумать как следует и решить для себя, ты хочешь окончательно умереть или продолжать существовать в этом мире.
Твердо державшая меч рука Тасянь-Цзюня не дрогнула, однако несколько секунд