об освобождении в окончательном варианте, и ежегодное послание президента Конгрессу 1 декабря, казалось, подтверждало этот слух. Линкольн снова высказался за свой план постепенного освобождения рабов с компенсацией в каждом штате, «где рабство до сих пор существует». Встревоженные аболиционисты спрашивали друг друга: «Если президент собирается с Нового года ввести в действие свой указ, зачем же он снова говорит о постепенном освобождении?» Ни друзья, ни враги не уловили подтекста послания Линкольна. Прокламация обещала оставить навечно свободными всех рабов, освобожденных «в результате военных действий», и являлась военной мерой, применимой только в мятежных штатах; предложение же Линкольна о постепенном освобождении было мирной мерой, направленной на упразднение этого института везде, но в рамках Конституции. Заявление президента не должно было оставить никаких сомнений в его позиции: «Граждане! Мы не можем сбежать от истории… Горнило испытаний, через которое мы пройдем с честью или бесчестием, освещает путь следующим поколениям… Догмы тихого прошлого более не подходят штормовому настоящему… Предоставляя свободу рабам, мы гарантируем ее свободным… Мы должны сами освободиться от рабства, и тогда мы спасем нашу страну»[1014].

1 января Линкольн положил конец всем слухам. Прокламация, подписанная им в этот день, освобождала рабов в пограничных штатах, включая Теннесси и оккупированные федералами части Луизианы и Виргинии. Учтя критику призыва рабов к восстанию, содержащегося в Прокламации от 22 сентября, нынешний вариант предписывал им «воздерживаться от любого насилия». Однако в остальном этот вариант был радикальнее предыдущего. Он не только оправдывал освобождение как «акт справедливости» и военную необходимость, но и разрешал набор чернокожих солдат и матросов в федеральные войска[1015].

Это уже было настоящей революцией. Вооруженные чернокожие стали ночным кошмаром южан. Идея вооружить бывших рабов, естественно, зародилась в голове Линкольна не в момент написания Прокламации — уже в самом начале войны свободные негры северных штатов в некоторых городах записывались добровольцами в армию. Однако военное министерство под предлогом того, что это «война белых людей», отказывалось их зачислять. Несмотря на то что черные солдаты участвовали в Войне за независимость и англоамериканской войне 1812 года, с 1792 года негров не принимали в ряды милиции штатов, им был также закрыт и доступ в регулярную армию. Въевшиеся в сознание предрассудки были весьма живучими. Линкольн не стал дослушивать до конца предложение военного министра Кэмерона о вооружении рабов в декабре 1861 года, а летом следующего года администрация противилась созданию негритянских полков в Канзасе, оккупированной части Луизианы и на островах у побережья Южной Каролины.

В отличие от армии, флот с самого начала войны набирал в свои ряды людей всех цветов кожи и любого социального положения. На флоте чернокожие работали в основном грузчиками, кочегарами, судовыми поварами и стюардами, но уже в августе 1861 года из беглых рабов составили орудийный расчет на федеральном военном корабле «Миннесота». В мае 1862 года раб из Южной Каролины Роберт Смоллс захватил в Чарлстонской гавани посыльное судно, став лоцманом флота Соединенных Штатов.

Тем временем лидеры черных общин, аболиционисты и радикальные республиканцы продолжали агитировать за призыв в армию чернокожих солдат. По их словам, такой шаг не только приблизил бы победу, но и помог бы рабам заработать равноправие для своей расы. Как лаконично выразился Фредерик Дуглас: «Соединенные Штаты, дайте же, наконец, чернокожему медный жетон с его именем, силуэт орла на пуговице, винтовку на плече и порох в патронташе; и уж не будет никаких сомнений в его правах гражданства»[1016].

Распоряжение Конгресса (в законе об ополчении от 17 июля 1862 года) о зачислении негров в «сухопутные или морские соединения, где бы они могли принести пользу», не имело целью помочь чернокожим в получении гражданских прав. Скорее, «рабочие батальоны» были призваны высвободить белых солдат для участия в сражениях. Прокламация об освобождении предназначала чернокожих солдат для пополнения «гарнизонов фортов, укрепленных позиций, станций и иных пунктов», вместо того чтобы отправлять их на передовую. Реальность, однако, опережала политическую ситуацию. Линкольн за девять дней до опубликования первого варианта Прокламации говорил одной делегации, что данный указ будет подобен папской булле против кометы; кроме того, 4 августа, за три недели до того как военное министерство дало беглым рабам в оккупированной части Южной Каролины статус военнослужащих, он говорил: «Вооружить негров — это обратить 50 тысяч дружественных нам штыков против нас»[1017]. Но когда Линкольн произносил эти слова, в Луизиане заканчивал формирование полк свободных негров, а в Канзасе — смешанный полк из свободных и беглых негров. Осенью сформировали еще два луизианских полка, также официально был признан Южнокаролинский полк. В октябре Канзасский полк вступил в бой в Миссури. Десять человек погибли, и это были первые павшие чернокожие солдаты.

К концу года правительство было готово признать существование этих полков, да и тянуть с этим было дальше некуда, ибо Массачусетс уже принял такой акт. Командиром первого полка южнокаролинских волонтеров был уроженец Массачусетса Томас Уэнтворт Хиггинсон, чье перо едва ли уступало в остроте шпаге. После того как его полк в январе 1863 года принял участие в небольшом речном рейде в Южной Каролине, Хиггинсон отправил в адрес военного министерства бравурный отчет, который, как он и надеялся, попал в газеты. «Никто из тех, кто не видел, каковы они в бою, не может судить о них, — писал он. — Ни один офицер в нашем полку не сомневается, что ключ к успешному окончанию войны лежит в неограниченном использовании чернокожих воинов». New York Tribune заметила, что подобные отчеты, несомненно, «подвергнут сомнению наше укоренившееся англосаксонское предубеждение в отношении мужества и отваги негритянских полков»[1018]. Как раз когда полк Хиггинсона проводил свой рейд, губернатор Массачусетса Эндрю добился разрешения правительства снарядить «черный» полк. Назначив вербовщиками и офицерами видных аболиционистов, Эндрю сформировал из жителей северных штатов целых два полка — 54-й и 55-й Массачусетские, — причем первому из них суждено было стать самым прославленным «черным» полком в этой войне.

Набор негритянских полков не произвел немедленной революции в сознании северян. Наоборот, наличие таких полков в определенной степени сыграло на руку демократам с их выпадами против освобождения рабов, а также усилило межрасовые трения в армии. Ситуация с «черными полками» отражала дискриминационные настроения в обществе, неохотно соглашавшемся терпеть соседство с неграми: полки были обособлены, жалованье было ниже, чем у белых, а командовали ими белые офицеры, часто считавшие «черномазых» годными лишь к гарнизонной службе и исполнению подсобных работ. Так что первой битвой, в которой приняли участие негритянские части, была битва за право проявить себя в бою.

В