не хотел умирать – ни дома и ни вне дома!»). Однако только на страницах, пишущихся, по-видимому, именно во второй половине ноября или декабря 1934 года (в следующей главе после той, работа над которой отмечена в дневниковой записи 8 ноября), герой рассказывает Ивану, появившись в его палате, «что, собственно, только один человек знает, что он мастер, но что так как она женщина замужняя, то имени ее открыть не может…». Так слово, явно зафиксированное в устных рассказах как принадлежащее словарю адресата писем Булгакова и предполагаемого адресата романа (напомним явившуюся было в 1931 году мысль о просьбе быть «первым читателем»), вошло в роман как наименование безымянного героя – и далее укрепилось в нем.

Разговор же Ивана и его ночного гостя в рукописи поздней осени 1934 года продолжался таким образом: гость признался, что пробовал читать свой роман «кое-кому, но его и половины не понимают. Что не видел он ее уже полтора года и видеть не намерен, так как считает, что жизнь его закончена и показываться ей в таком виде ужасно.

– А где она? – расспрашивал Иван, очень довольный ночной беседой.

Гость сказал, что она в Москве. Но обстоятельства сложились прекурьезно. То есть не успел он дописать свой роман до половины, как…»

Далее в рукописи четыре строки точек – пропуск какого-то ясного автору, но не записанного им фрагмента. Обращает на себя внимание совпадение сообщенного гостем с действительным объемом той части романа Булгакова, до которой довел автор повествование в первой редакции 1928–1929 годов. Приведем здесь слова К. М. Симонова: «Я уверен, что за сожжением первой редакции стоит чье-то предательство». Не углубляясь далее в неизвестные нам до конца обстоятельства остановки работы автора над романом и последующего его сожжения, вернемся к рассказу гостя Иванушки:

«– Но, натурально, этим ничего мне не доказали, – продолжал гость и рассказал, как он стал скорбен главой и начал бояться толпы, которую, впрочем, и раньше терпеть не мог, и вот его привезли сюда и что она, конечно, навестила бы его, но знать о себе он не дает и не даст… Что ему здесь даже понравилось, потому что, по сути дела, здесь прекрасно и, главное, нет людей».

19 ноября. «После гипноза у М. А. начинают исчезать припадки страха, настроение ровное, бодрое и хорошая работоспособность. Теперь если бы он мог еще ходить один».

20 ноября в семье отмечают именины Булгакова – дарят ему ноты любимых опер – «Тангейзер» и «Руслан и Людмила».

21 ноября. «А сегодня я подарила ему бюро – александровское. Вечером – Берг (лечащий врач. – М. А.). Внушал М. А., что завтра он пойдет один к Леонтьевым. А до этого был звонок Оли – поздравление (с именинами. – М. Ч.) и сообщение, что „Бег“ не разрешили. М. А. принял это с полнейшим спокойствием».

22 ноября. «В десять вечера М. А. поднялся, оделся и пошел один к Леонтьевым. Полгода он не ходил один» (курсив наш. – М. Ч.).

25 ноября. «Ремонт идет к концу. У М. А. много работы. Кроме того, иногда приходят советоваться. Вчера к нему обратился за помощью капельдинер – написал пьесу. В театре идут репетиции „Мольера“».

26 ноября. «Вечером – Ильф и Петров. Пришли к М. А. советоваться насчет пьесы, которую они задумали. После этого М. А. пошел к Вересаеву – обратно до Смоленской площади его проводил В. В., а потом шел один (т. е. не более десяти минут. – М. Ч.). Говорит, что страхи притупились».

27 ноября кинофабрика посылает Булгакову письмо, что его поправки к киносценарию «Мертвых душ», сделанные по требованию фабрики, удовлетворить ее не могут – фабрика от них отказывается. Работа, начатая полгода назад с энтузиазмом, продиктованным обращением к любимому писателю, зашла в ставший уже привычным тупик.

28 ноября. «Вечером – Дмитриев. Пришел из МХАТа и говорит, что там была суета и оживление, вероятно, приехал кто-нибудь из правительства – надо полагать, генеральный секретарь (на „Турбины“)».

29 ноября. «Действительно, вчера на „Турбиных“ были генеральный секретарь, Киров и Жданов. Это мне в театре сказали. Яншин говорил, что играли хорошо и что генеральный секретарь аплодировал много в конце спектакля».

Удивительным образом стойкий успех пьесы все меньше и меньше имел отношение к ее автору и его судьбе.

Началась работа над «Иваном Васильевичем» (переделка «Блаженства»); из МХАТа 30 ноября пришло известие, что выпуск «Мольера» намечают на март. Говорили, записывала Елена Сергеевна, «что ставить будут роскошно – так настаивает Станиславский».

1 декабря. «Днем позвонил Ермилов, редактор „Красной Нови“, и предложил М. А. напечатать в его журнале что-нибудь из произведений М. А. М. А. сказал о пьесе „Мольер“.

– Чудесно!

О фрагменте из биографии Мольера:

– Тоже чудесно!

Просил разрешения поставить имя М. А. в проспекте на 1935-й год. М. А. согласился. Условились, что Ермилов позвонит еще раз, а М. А. подберет материал.

Вечером премьера „Пиквика“. Я в такси проводила М. А. Он оставался до конца спектакля. Приехал и сообщил: во время спектакля стало известно, что в Ленинграде убит Киров.

Тут же из театра уехали очень многие, в том числе Рыков».

4

Не приходится сомневаться в том, что 2 декабря 1934 года Булгаков открыл утреннюю газету нетерпеливо и тревожно. В ней он прочел, что Киров погиб «от руки убийцы, подосланного врагами рабочего класса», что стрелявший задержан и «личность его выясняется». Привыкший мыслить ясно и трезво, он не мог не обратить внимания на столкновение разноречивых сведений – личность стрелявшего не выяснена, однако выяснено, кто именно его подослал…

В той же газете был помещен текст новоизданного декрета Президиума ВЦИК, подписанного М. И. Калининым и А. С. Енукидзе, о внесении изменений в уголовно-процессуальные кодексы страны по террористическим делам: следствие заканчивать за десять дней, слушать дело без участия сторон, не принимать кассаций, ходатайств о помиловании и приговоры к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора. Тот, у кого сохранилось представление о том, что такое юридические нормы, не мог не почувствовать, что началось нечто новое.

Булгаков читал и собирал юридическую литературу. В его библиотеке был, например (и уцелел – среди очень немногих оставшихся из этой большой библиотеки книг – до 1970 года), «Учебник уголовного права» В. Спасовича (СПб., 1863). Уже при Елене Сергеевне – то есть, возможно, и в тот самый год, о котором идет речь, – был куплен изданный в свое время Н. С. Таганцевым и пользовавшийся известностью и солидной репутацией «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» (15-е изд., СПб., 1904) со специальными разъяснениями из кассационной практики… Елена Сергеевна рассказывала нам, что