обществе и культуре требуют от ученого теоретического, методологического и этического переосмысления его деятельности» (Minnesota University Press, 2017). Аналогичным образом и Донна Харауэй (Haraway, 2008), которая решительно критикует сверхдетерминированность понятия «постчеловек», тем не менее считает его «полезным» для «отслеживания научных дискуссий» об изменяющихся отношениях между человеческим и не-человеческим, культурой и природой, технологией и телом, Другим и Я.

Приставка «пост-» в данном случае означает не завершение, а скорее, включение гуманитарных наук в, быть может, контринтуитивное движение за границы привычных для гуманитариев зон комфорта всех центрированных на человеке исследований. Это движение ставит под вопрос человеческую исключительность (Tsing, 2011), провоцируя ее и другие нормативные формы шовинизма. Таким образом, постгуманитаристика, как и номадическая трансверсальность феминистического анализа (Braidotti, 1994), вполне может переводиться и мутировать сразу в несколько корпусов мысли, охватывающих разные дисциплины, извлекая пользу из принятых в гуманитарных науках аналитических подходов и одновременно развивая их. От ситуированного знания (Haraway, 1988) до телесных и ориентированных на конкретные обстоятельства отправных точек и многовалентных корпореальностей (Grosz, 1994), определяющих судьбу мира, – эти подходы дают богатый набор аналитических инструментов.

С точки зрения этого предприятия ключевую роль играют странные встречи и готовность открыться отчуждению. Ничто не остается естественным или данным, все понимается как посюстороннее и процессуальное. Феминистская постгуманитаристика может сформировать определяемое противоположностями сознание – двойное ви́дение ренатурализации и денатурализации, – а также постконвенциональные способы построения сообществ (совместно с учеными-естественниками, защитниками окружающей среды, активистами движения за права животных и защитниками телесного разнообразия). Она обеспечивает критическое и креативное переоснащение гуманитарных наук, наделяя их основанием в виде телесно воплощенного и погруженного в контекст посюстороннего знания. На этом перепутье может сложиться уважительное общение поверх границ через процессы «укоренения и смещения» (Yuval-Davis, 2012). Феминистская постгуманитаристика, поскольку она отвергает как крайний культурализм, так и натурализм, – лишь одно из возможных названий для таких встреч в трансдисциплинарных пограничных областях сегодняшних гуманитарных наук.

См. также: Постдисциплинарность; Постгуманистическая критическая теория; Нео/новый материализм; Гага-феминизм.

Сесилия Асберг

(Перевод Глеба Коломийца)

Ц

Цифровая философия

Выражение «цифровая философия» означает ряд теоретических взглядов на фундаментальную природу реальности. Ее сторонники различными и часто несовместимыми способами показывают, что Вселенная в своей основе дискретна. То есть она, в сущности, есть цифровая Веселенная. Цифровое, согласно этим взглядам, является универсальным онтологическим принципом: считается, что оно выходит далеко за пределы технологических ограничений вычислительных средств и может описывать ментальные состояния и физические сущности (entities) как информационные и, следовательно, вычислимые.

Исток цифровой философии восходит к работам пионера компьютерных технологий Конрада Цузе. В конце 1960-х годов он выдвинул гипотезу о физической вселенной, основанной на вычислениях. Цузе считал, что «объекты и элементарные измерения физики должны не дополняться концепцией информации, но объясняться ею» (Zuse, 1993: 176). Обратившись к операциям клеточных автоматов[159], Цузе (Zuse, 1970) расширил дискретную модель организации последних до масштабов Вселенной и выдвинул тезис о том, что вся Вселенная – не что иное, как результат детерминированных вычислений. Сегодня цифровая философия отчасти опирается на идеи Цузе при разработке корпуса разнообразных теорий, которые утверждают, что в основе Вселенной лежит фундаментальный информационный и количественный принцип, просчитывающий ее развитие в реальном времени.

Эта разновидность аристотелевского перводвигателя в общем и целом сформулирована в терминах вычислительного механизма. Некоторые авторы видят в нем дискретную систему, подобную клеточному автомату (см. Fredkin, 2003; Wolfram, 2002); другие рассматривают его как квантовый вычислительный процесс (см. Lloyd, 2007; Deutsch, 1997) или как универсальную машину Тьюринга (см. Schmidhuber, 1997). Однако все эти точки зрения, как правило, предполагают, что информация имеет более фундаментальное значение, нежели материя и энергия. Понятие вычисления при этом выходит на первый план как концепция, вытесняющая и математику, и физику. Оно рассматривается как принцип, или как причина, или даже как «физическая деятельность» (Toffoli, 1982: 165), которая может объяснить то, что физик-теоретик Джон Арчибальд Уилер обозначил формулой «все из бита» (it from bit) (Wheeler, 1990: 310).

Цифровая философия утверждает, что «если Вселенная – цифровая, то таково и все в ней, включая человеческие тела и мозг» (Steinhart, 2004: 183). Поэтому цифровая философия считает, что вычисление – не просто инструмент моделирования реальности, но и собственная ее онтологическая основа. Развитием этого утверждения непосредственно занимается информатик Эдвард Фредкин, который стал, пожалуй, одним из самых радикальных сторонников цифровой философии (и автором этого термина). Для Фредкина физические законы – не что иное, как алгоритмы или инструкции для включения/выключения, а субатомные частицы – блоки двоичной информации. Его гипотеза конечной природы (см. Fredkin, 1992) предполагает, что все вещи и их свойства можно описать как дискретные. Следовательно, по мнению Фредкина, непрерывность и бесконечность – лишь иллюзии, а прошлое, настоящее и будущее Вселенной разворачиваются по шагам. В связи с этим можно отметить, что цифровая философия предлагает онтологию, в которой вычисление рассматривается как своего рода наименьший общий знаменатель для всего, что существует. Следовательно, можно утверждать, что в основе цифровой философии лежит не только систематическое преобразование качественного в количественное и вера в то, что нематериальное ведет к материальному, но и глубокая переоценка взаимосвязи между простотой и сложностью.

Это проявляется, в частности, в работе Стивена Вольфрама (Wolfram, 2002), который обращается к клеточным автоматам, чтобы продемонстрировать, что очень простые вычислительные системы, следуя базовым дискретным правилам, могут со временем генерировать все более сложные уровни поведения. Вольфрам расширяет эти наблюдения до масштаба Вселенной, которая, по его мнению, работает по аналогичным простым (и вычислимым) правилам, постепенно дающим сложные результаты. В этом смысле Вольфрам определяет свой принцип вычислительной эквивалентности как объяснение эмпирических явлений с помощью самой фундаментальной гипотезы: все определяется на простейшем уровне организации, и, когда система достигает точки своей наивысшей сложности, ее следует рассматривать как равную по сложности всем остальным. Вольфрам утверждает, что этот принцип открывает «новый вид науки» (Wolfram, 2002). Фактически для него это «новый закон природы» (Ibid.: 720), ведущий к «беспрецедентным последствиям для науки и научного мышления» (Ibid.: 5). С эпистемологической точки зрения этот принцип направлен на доказательство существования верхнего предела не только сложности возможных на практике вычислений, но и эвристических возможностей науки. Поэтому наши самые мощные вычислительные инструменты соответствуют сложности моделируемых ими природных явлений. По утверждению Вольфрама, из принципа вычислительной эквивалентности также следует, что естественное не имеет приоритета по отношению к искусственному, поскольку алгоритмы могут делать все то же, что и жизнь.

Цифровая философия – это установка в рамках