Вслед за Юмом можно сказать, что это заставляет нас перейти от «сущего» к неудобной сфере «должного». И здесь потребуется новый тип этического мышления, способный ответить на эти вызовы (см. Braidotti, 2013; Брайдотти, 2021).

См. также: Алгоритмические исследования; Общество метаданных; Организация в капитализме платформ.

Бернхард Ридер

(Перевод Глеба Коломийца)

Цифровой мусор

Кажется, что рис – объект, который невозможно связать с цифровыми медиатехнологиями. Тем не менее в регионах Азии, где осуществляется переработка электронных отходов, в образцах риса были обнаружены высокие уровни тяжелых металлов, включая кадмий и свинец, попавшие в растения через загрязненные воду и почву (Fu et al., 2008). Цифровые медиатехнологии, на первый взгляд дематериализованные и безвредные устройства, на самом деле – материальные и токсичные предметы, которые производят отходы на протяжении всего своего функционирования. В то же время загрязнение от электроники перестраивает экологии, организмы, тела и даже продовольственные культуры. Остатки цифровых медиатехнологий накапливают материальные последствия. Они разворачиваются в постчеловеческих регистрах, поскольку слои, загрязняемые электронными отходами, и сущности (entities), на которые могут повлиять эти новые материально-экологические механизмы, выходят за пределы человекоцентричного подхода к технологиям или экологии. Отходы цифровых медиа порождают новые, нарождающиеся постчеловеческие техноэкологии.

«Цифровой мусор» – термин, который я использую для того, чтобы исследовать материальные процессы и режимы материальной значимости (mattering), характерные для электронных отходов (Gabrys, 2011). Распространенное мнение о цифровых технологиях заключается в том, что они относительно легки и малозатратны и менее материализованы по сравнению с другими технологиями и отраслями. Однако в производстве электроники используются значительные ресурсы. Очевидно, что способы материализации и сопровождающего ее производства значений, куда впутана электроника, порождают интенсивные и экстенсивные экологические, политические и социальные отношения. Это добыча полезных ископаемых и металлов, необходимых для микрочипов и мобильных телефонов; использование многочисленных химических растворителей для травления плат; рост темпов потребления электроники; все большее насыщение ею окружающей среды, домов и транспорта через «интернет вещей» (Gabrys, 2016b); рост утилизации недолговечной электроники, будь то на свалках, в ремонтных мастерских в развивающихся странах или в захоронениях отходов.

От сенсоров и умных сетей электроснабжения до мобильных телефонов – электроника меняет планету. Эти «техногеографии» (Simondon, 1958) порождают новые материальности и среды, где с опорой на их посредничество разворачиваются человеческие и не-человеческие процессы (Gabrys, 2016a). Подобные электронные техногеографии также можно рассматривать как способы формирования определенных постчеловеческих состояний, когда отдельные конкретные характеристики технологий, людей, не-людей и сред не центрированы на пред-существующем человеческом субъекте, не организуются им, но учреждают возможности для формирования субъектов опыта и новых миров. Электронные технологии внедрены в типы отношений, практики, переживания и способы становления человеческих и не-человеческих сущностей.

В то же время различные миры возникают не только в результате производства, но и в результате разрушения электроники. Электроника производит самый быстрорастущий поток отходов, поскольку с учетом ее стремительного устаревания количество вышедших из употребления технологий увеличивается с той же скоростью, что и количество новых устройств. Приобретение «материальной значимости» часто понимают как процесс возникновения вещей (Barad, 2003; ср. Dolphijn, van der Tuin, 2012), но оно осуществляется и в ходе распада вещей, производя отходы и остатки, а также новых ископаемых (Gabrys, 2006; 2011). Из этих останков формируются новые материальные условия, человеческие и не-человеческие сущности, а также типы окружающей среды и техногеография.

В то время как инфраструктура, ресурсы и материальные потребности, лежащие в основе цифровых медиатехнологий, часто упускаются из виду, постчеловеческая встреча с этими технологиями показывает, что они – не просто мнимо дематериализованные гаджеты, привязанные только к использующим их людям, а скорее расширенные материально-экологические конкретизации и процессы. Материальность цифровых медиатехнологий имеет множество аспектов, однако отходы проявляют ее наиболее резко. Цифровые технологии производят отходы на протяжении всего цикла производства, потребления, ремонта и утилизации. Эти отходы токсичны, с трудом поддаются классификации, аморфны, имеют тенденцию к утечкам, относительно незаметны, непропорциональны по сравнению с размерами устройств, порождают экологическую и трудовую несправедливость, загрязняют тела, почву и водоносные горизонты, действуют как канцерогены.

Как показывает это обширное, но далеко не полное описание ущерба, наносимого электроникой, режимы материальной значимости, куда вносят вклад цифровые медиатехнологии, многочисленны. Это значит, что цифровой мусор образован не только типичными материальными отходами вроде выброшенных жестких дисков и компьютерных мониторов. Цифровой мусор запускает процессы материализации, расходящиеся по многим направлениям в зависимости от того, как производится электроника, какие полезные ископаемые для нее добываются, и того, отправляются ли выброшенные компьютеры на свалки или перерабатывающие предприятия. Сосредоточить внимание на этих материальных аспектах цифрового мусора – значит принять определенную материально-политическую и экологическую конструкцию (Stengers, 2008) действия этих технологий.

Пока что электроника продолжает свое повсеместное распространение, предлагая нам новые уровни скорости, эффективности и производительности, которые в то же время порождают материально-политические и экологические проблемы, несомненно, постгуманистического характера. Электронные отходы образуют новую экологию и новые материальности, порождающие в своем взаимодействии новые организмы и отношения, которые могут производить пагубные последствия (например, рис с содержанием тяжелых металлов, упомянутый в начале этой статьи). Таким образом, цифровой мусор указывает на то, что мы могли бы не только обратить внимание на упущенные из виду материальные аспекты и материальные отношения этих технологий, но и разработать расширенный подход к этим материальностям, который не сводится к одной лишь зачарованности руинами потребления, но создает новые материальные исследования и практики, обращающиеся к разнонаправленным и сложным исходным данным, выводам и постчеловеческим трансформациям, сопровождающим наши техноэкологические цифровые жизни.

См. также: Материальная значимость; Общая экология; Устаревшие технологии; Шум.

Дженнифер Габрис

(Перевод Глеба Коломийца)

Ч

Четыре элемента

Старинная метафизическая диаграмма четырех базовых элементов, стихий или начал – земля, воздух, огонь, вода – тесно связана с фрагментами Эмпедокла, а также с комментариями Аристотеля. Эта диаграмма служит динамичным и продуктивным инструментом, направляющим мысль в новое русло, и может даже помочь в построении новой реальности. Творческий импульс диаграммы проходит через фильтры определенных ограничений. Она работает, собирает целостную картину, но оставляет линии, вдоль которых эту картину можно будет развернуть. Кроме того, диаграмма не навязывает идею, что все эти элементы суть часть природы, они могут быть искусственными или же смешением и того и другого. В наше время диаграмма задает опережающую траекторию эксперимента с новыми фундаментальными началами.

Составляя диаграмму четырех стихий, мы используем принципиальную структуру древней мысли: ВОЗДУХ Анаксимена, ЗЕМЛЮ Аристотеля, ОГОНЬ Гераклита, ВОДУ Фалеса – и