Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре, когда приготовления к затворничеству подошли к концу, в комнате осталось только двое. Мальчик продолжил спокойно стоять и просто дожидаться момента покоя, который наступит, когда он останется один. Его ноги дрожали, но не от страха, а от боли, от сильных побоев. С остальным телом было не лучше: руки подчинялись с трудом, а спина вообще не гнулась. В качестве поучительных мер не стали прибегать к помощи лекаря. Тот только осмотрел мальчонку и подлечил то, что рисковало перейти во что-то более серьёзное, чем в обычный синяк, и на этом свою работу остановил. Тем временем напротив юноши стояла та, кто и нанёс побои без доли жалости. Она догадывалась, что мешало ребёнку нормально стоять и почему периодически он кривился в лице и шипел, и только довольно улыбалась. Но вопреки виду, очевидно, былая ярость не прошла, и сейчас она чего-то нетерпеливо ожидала от ребёнка. Чего? А кто знает — может быть, искреннее раскаяние, извинения или мольбы не запирать его здесь в одиночестве. Но молодой маг был непоколебим в своём спокойствии, его светлые глаза смотрели на неё безэмоционально, просто дожидаясь, когда она сделает всё, что хотела, и просто уйдёт.
Такое поведение правильное. Зачем что-то говорить? Лучше молчать, своё он уже и так наговорил. Однако человеческая ярость не терпит покоя, она всегда старается ухватить за собой и других, и поэтому к магессе вместо спокойствия пришла злость, и вдруг юноша стал её ещё больше раздражать своими молчанием и покорностью. Не сдержавшись, женщина вновь ударила его, но на этот раз книгой, которую держала в руках, и прямо по лицу.
Удар не был сильным, и при других обстоятельствах стал бы только обидным, но сегодня из-за подкашивающихся ноющих ног и в общем не подчиняющемся теле юный магистр не смог устоять и упал.
Кажется, этот удар стал пределом его терпения. Предпринимая попытки подняться на ноги, парень столкнулся с новыми мыслями и эмоциями, захватившими его разум. Там были и планы мести, и кровожадной расправы, и жестокого ответа за все издевательства, и просто мирные (относительно всего остального) желания послать всех их куда подальше. Но соблазну он не поддался, не позволил слепой ярости захватить разум. Кто знает, может демон наслал это наитие.
Магистр должен контролировать свои эмоции.
И мальчонка справился, взял под контроль неожиданный порыв, снова вернул хладность рассудка, но только маску на лице он сдержать не смог, и поэтому, когда поднялся, взглянул на названную родительницу по-новому, со всей искренней ненавистью.
Подобный ответ должен вновь разбудить дракона в вроде бы миловидной леди, однако случилось всё наоборот, она… испугалась. Когда светлые детские глаза уставились недетской ненавистью к ней, к братьям, ко всей их семье, магесса остолбенела, а занесённая для очередного удара рука просто повисла. Кажется, только сейчас она поняла, к чему привело её самодурство, что она совершила непоправимое. Она вспомнила планы мужа, вспомнила, зачем он держит в доме этого бастарда, и осознала только сейчас, насколько было важно делать то, что ей наказали…
Но опомнилась она слишком поздно. Росток ненависти уже укрепился в юном разуме.
Не найдя ничего лучше позорного бегства, женщина так и поступила, заперев за собой дверь.
Оставшись один, парень позволил себе вздохнуть полной грудью, наслаждаясь наконец покоем. Правда, это наслаждение неожиданно оборвалось, потому что глубоких вдох отдал сильной болью в груди. Поломанных рёбер у него не было, лекарь об этом позаботился, но, очевидно, из-за побоев болела даже грудь.
Остатки нахлынувшей ярости прошли окончательно, заменившись на апатию, когда мальчик поднял с пола книгу, которой его ударили. Это была та сама эльфийская книга, за прочтением которой его и застал сводный брат и из злорадства порвал её. Юноша закусил губу от досады, когда увидел, в каком теперь состоянии было прекраснейшее наследие Элвенана, оно буквально рассыпалось листьями в его руках. Подумать только, книга пережила падение эльфийской эры, мародёрство людской Империи, а погибла от рук какого-то малолетнего вандала.
С печалью, будто прощаясь, парень отложил книгу на стол и отвернулся. Отцу, несомненно, расскажут о случившемся, обвинят именно младшего в порче реликвии, и он узнает, что юноша ослушался приказ, взял в руки дорогую вещь и даже не отнёсся к ней с уважением, а порвал, как бумагу. Его накажут — маг понимал. И наказание будет таким же, как и за выходку во дворце архонта.
Оправдываться и говорить свою правду было бессмысленно: ему никто не поверит.
Мысли об отцовском гневе заставили юношу окончательно потерять осанку, ссутулиться. Тело ещё больше заныло. Сиротливо глянув на кровать, мальчик отмахнулся от желания лечь и забыться хотя бы на часик во сне, потому что из-за больной спины ему теперь как минимум пару дней о кровати стоит забыть: лечь он попросту не сможет.
Но в ногах правды нет, поэтому молодой маг сел в кресло и постарался принять наиболее безболезненное для своего тела положение. А после решил забыться, но не во сне, а в своих мыслях. Как удачно, кресло стояло около большого окна, откуда ему открывался вид на зелёный сад и голубое безоблачное небо. Юноша позволил себе улыбку, когда увидел носящихся по небу в заботах птиц. Он вспомнил о своих детских мечтах вырваться из этой клетки на свободу, упорхнуть, словно птица, за горизонт, ведь в мире ещё столько всего, на что можно посмотреть.
Надолго забыл юнец эти невинные мысли. Он считал, что его место здесь, в семье, о которой мечтал всё детство. Да только разве нужен он этой семье? Нужен только магистру да и то как часть его планов.
Да вся его жизнь — один сплошной расписанный по годам план.
Скинув с себя жилет и рубашку, парень увидел собственное тело с многочисленными следами от ударов. Он даже хмыкнул от мысли, что отец вроде и не собирался