Казалось, что мое сознание смешивается со снами. Два состояния стали одним, у меня возникли видения какого-то дьявольского восторга. Сначала я снова увидел трупы, которые не гнили, словно миллион могил враз открылись, освещенные фосфорическим сиянием приостановленного увядания. Но увиденное привело к еще более пугающим кошмарам, которые я мог смутно разглядеть, будто сквозь колеблющийся пар. Ужасы, которые разрушили бы мой разум, если бы я четко разглядел их. Происходящее напомнило мне: все, что мы называем нормальностью, на самом деле обусловлено лишь тем, насколько успешно мы скрываем свое сумасшествие.

Затем я пришел в себя и увидел, что Лилит Блейк проснулась. В то время как она медленно открывала глаза, заклятье было разрушено, и я взглянул в них с нарастающим ужасом. Они были пустыми и отвратительными, они больше не принадлежали человеку, это были глаза существа, которое видело то, что ни один живущий видеть не мог. Ее рука поднялась, и длинные пальцы слабо ухватились за мою шею, словно пытаясь поцарапать, или, возможно, приласкать меня. Благодаря прикосновению ее холодных рук, мне удалось призвать достаточно силы воли, чтобы захлопнуть крышку и забить гроб гвоздями, борясь с желанием снова взглянуть на проснувшееся видение. Затем, под убаюкивающий шум дождя, я сжег гроб и его страшное содержимое на заднем дворе. Когда я смотрел на огонь, мне показалось, что я слышал крики, напоминавшие проклятия на зловещем и непонятном языке, которым были написаны рассказы Лилит. Но вскоре шум прекратился, затерявшись в рокоте пламени. И лишь спустя время я обнаружил, что прикосновение белых пальцев Лилит оставило нестираемые следы на моей шее.

После этого несколько месяцев я провел, путешествуя по южным странам, купаясь в лучах солнца и наслаждаясь короткими ночами. Но мои мысли постепенно возвращались к «Белым рукам и другим историям». Я размышлял, возможно ли одержать над ней контроль, прочитать ее целиком и использовать, чтобы достичь своей цели. Наконец соблазн победил. Я убедил себя в том, что уже перенес все самые темные ужасы, что все это было лишь подготовкой к встрече с тайнами книги, какими бы непристойными они ни были. И поэтому, снова вернувшись в Хайгейт, я начал расшифровку и толкование загадочного языка книги, все больше погружаясь в ее темные загадки. Конечно, у меня получится контролировать свои сны и побеждать кошмары. Как только у меня получится, я окажусь в раю навсегда…

Текст письма, написанного Джоном Харрингтоном во время лечения в психиатрической больнице Модслей:

Дорогая моя женушка Лилит,

я не знаю, почему ты мне не пишешь и не навещаешь.

Люди, наблюдающие здесь за мной, очень добрые, но они не разрешают использовать зеркала. Я знаю, что у меня на лице что-то ужасное. Все боятся смотреть на меня. Они забрали твою книгу. Они говорят, что в ней бред. Но теперь я знаю все секреты.

Иногда я смеюсь и не могу остановиться.

Но мне нравятся белые руки, которые ночью ползают по моей кровати, словно два паука.

Они смеются вместе со мной.

Пожалуйста, пиши или приходи.

Люблю тебя всем сердцем,

Джон.

[162]

По моему мнению, красноглазая летучая мышь Леса Эдвардса, которая украшала обложку шестнадцатого выпуска The Mammoth Book of Best New Horror, являлась одним из самых сильных образов, который мы когда-либо использовали для книг.

Это было очередное издание объемом более чем в шестьсот страниц. Выполняя обещание, данное редактору, я смог ограничить «Предисловие» всего лишь восемьюдесятью страницами, а «Некрологи» сократились до пятидесяти одной.

Некоторые читатели, кажется, не осознают, что нехудожественные разделы книги ничего не отнимают у художественного содержимого. Каждый год у меня есть определенная сумма денег на оплату рассказов, и все прочие материалы я добавляю без увеличения редакторских расходов. Если бы не внешние факторы, количество рассказов в каждой книге все время оставалось бы ровно тем же самым.

В редакционной статье я рассматривал некоторых американских противников действующего закона об авторских правах и то, как некоторые малые издатели откровенно игнорируют международную защиту этих прав, перепечатывая работы умерших писателей.

Шестнадцатый выпуск был посвящен одному такому автору, ушедшему слишком молодым, моему старому другу Джону Броснану. Выпуск включал в себя двадцать одну историю и начинался и заканчивался двумя совершенно разными рассказами Нила Геймана. Однако, с моей точки зрения особенно выделялась там выдающаяся мифологическая повесть Лизы Татл «Моя Смерть», которая первоначально была опубликована издательством PS Publishing отдельной книгой.

Я долгие годы знаю Лизу, уроженку Техаса, с 1980 года живущую в Британии. Я восхищался ею и выступал в поддержку ее произведений в жанре ужасов со времен первого сборника Nest of Nightmares, вышедшего в 1986 году. Представленная здесь повесть, получившая Всемирную премию фэнтези и премию Международной Гильдии Ужасов, подтверждает, что талант Лизы тревожить читателя за прошедшие годы только возрос. Остается только жалеть, что она не публикует больше работ именно в нашем жанре.

I

В пути я обозревала окрестности: озера, склоны холмов, все еще голые с зимы деревья, вытравленные на фоне спокойного серого неба; и все время моя рука двигалась на коленях, повторяя образованные ветками узоры, разглаживая контуры холмов. Мне не нужен был психотерапевт, чтобы понять: рисование может быть способом отвлечься от мыслей, преградой для переживаний. Когда-то я могла бы коротать время в дороге, сочиняя истории, но этот выход закрылся для меня со смертью Аллана.

Сочинялись ли рассказы для моего собственного развлечения, или я распечатывала их, переплетала от руки и дарила семье, печатались они в фэнзинах или в твердом переплете, состояли из тысячи слов или из сотни тысяч, продавались парой сотен экземпляров или болтались внизу одного-единственного списка бестселлеров, заслуживали восторженных рецензий или не удостаивались внимания вовсе – мои истории были мной. Тем, что я делаю. Издатели могли отвернуться, читатели – потерять интерес, но чтобы сама история подвела – прежде такого никогда не случалось.