Некоторые советские историки утверждали, что Манштейн планировал наступление так, чтобы овладеть Севастополем за четыре дня, то есть к 21 декабря, ровно через шесть месяцев после начала операции «Барбаросса». Другие предполагали, что он обещал Гитлеру взять Севастополь к Рождеству — 24-го числа[1329]. Все это лишь догадки. Однако совершенно очевидно, что 21–22 декабря 1941 г. обе стороны переживали серьезный кризис. Немецкая 22-я дивизия продолжала продвигаться вперед по долине реки Бельбек, а 132-я дивизия добилась некоторых успехов в южном направлении в окрестностях Камышлы, но ни 24-я, ни 50-я дивизия не сумели потеснить противника. Манштейн хотел изменить направление атаки 24-й дивизии, чтобы она наступала севернее, но Хансен отговорил его. На юге 72-я дивизия в конце концов овладела горой Гасфорта, но не сумела развить успех. В то время немцы не осознавали, насколько быстро редеют линии обороны противника и насколько критичной представляется сложившаяся ситуация командованию советских войск. В такие моменты неустойчивого равновесия излюбленным оружием издавна была пропаганда. 21 декабря 1941 г. Военный совет Черноморского флота выпустил обращение к защитникам Севастополя: «…Ни шагу назад в борьбе за Севастополь!.. помните, что к Севастополю приковано внимание народов не только нашей Родины, но и всего мира. Родина ждет от нас победы над врагом. Ни шагу назад! Победа будет за нами!»[1330] Несмотря на сильнейшее давление, защитники города не отступали.

В последний момент 79-я бригада морской пехоты, готовившаяся к наступлению на Феодосию, была переброшена к Севастополю; моряки высадились на берег 21 декабря и сразу вступили в бой. Октябрьский также вернулся в город, хотя и с задержкой из-за тумана. В тот же день советское командование рассматривало идею начала крупного контрнаступления из города. Однако, посовещавшись, Октябрьский и его коллеги решили, что такую попытку лучше предпринять после крупных десантных операций на побережье Крыма у Керчи и Феодосии. Октябрьский предполагал, что наступление Манштейна «захлебнется»[1331]. Его прогноз оказался точным. И все же наступление немцев на северную часть Севастополя продолжалось. 79-я бригада морской пехоты под командованием энергичного полковника А. С. Потапова сумела перейти в наступление на своем участке, но 22 декабря дрогнула 388-я стрелковая дивизия, оставив незащищенным фланг 8-й бригады морской пехоты. Такое развитие событий вынудило Октябрьского отдать приказ об отступлении всех частей к северу от Бельбекской долины[1332]. По мере того как сжимался периметр советской обороны, особенно в четвертом и третьем секторах, а потери угрожающе росли, в обороне появились и другие трещины.

Какова бы ни была роль случая (или удачи) во всех его проявлениях, боевые действия проходят преимущественно в условиях жестоких столкновений и неопределенности. Пессимизму — перед лицом предполагаемого поражения или разочарования от отсутствия прогресса — подвержены даже самые талантливые и уверенные в себе командиры. Военачальники противника видят те же самые факты, но их восприятие успеха или неудачи может существенно отличаться. За несколько часов до приказа Октябрьского об отступлении перспективы представлялись неутешительными и командующему немецким LIV корпусом. Утром 22 декабря он по телефону докладывал Манштейну:

Но в течение этого и следующего дня 22-я дивизия, поддержанная наступлением 132-й дивизии на юге, смогла совершить невозможное. Советские войска отступили к югу от реки Бельбек, оставив важный участок внешнего периметра обороны.

Несмотря на отступление и растущие потери (22 декабря на Кавказ были эвакуированы более 2500 раненых, а 23-го — еще 2000), Октябрьский не утратил решимости к сопротивлению. Подкрепление продолжало поступать. 24 декабря в Севастополе высадилась вторая половина 345-й стрелковой дивизии вместе с батальоном из двадцати восьми танков Т-26. «Слабовато…» — так адмирал характеризовал это подкрепление, поскольку половина танков были оснащены 45-мм пушками, а половина — только пулеметами. Тем не менее прибывшие войска были очень нужны. Историк немецкой 22-й пехотной дивизии вспоминал, что в тот день было «относительно тихо», войска на передовой «мерзли в траншеях и русских бункерах… и впервые усомнились в успехе из-за недавних потерь»[1334].

25 декабря защитники Севастополя отбили немецкие атаки от Чоргуна и Мекензиевой фермы в восточной части второго сектора. На севере четвертого сектора немецкая 22-я пехотная дивизия подверглась массированному артиллерийскому обстрелу и бомбардировке с воздуха. Большой урон противнику нанесли 305-мм пушки береговой батареи «Максим Горький I» (№ 30)[1335]. По мере ослабления боевого духа немцев рос оптимизм советского командования. В тот день Октябрьский отмечал: «Мы более уверенно сейчас себя чувствуем, приводим в порядок части… Противник же зализывает раны». В частности, в советского адмирала вселяло уверенность планируемое контрнаступление советских войск, которое откроет «новый этап в борьбе за Крым». Высадка десанта 26 декабря к югу от Керчи породила большие надежды, в том числе на снятие осады Севастополя. Несмотря на весь оптимизм командующего, оборона города дорого обходилась его защитникам. 27 декабря Октябрьский сообщает, что через десять дней после начала немецкого наступления потери составили «12 000 раненых. Более 1000 убитых и 3000 пропавших без вести» — всего шестнадцать тысяч человек[1336]. Наступление немцев продолжилось и на следующий день.

28 декабря LIV корпус возобновил наступление на район крепости к северу от Севастопольской бухты. И снова на острие атаки была 22-я пехотная дивизия, поддерживаемая артиллерией и реактивными минометами «Небельверфер» — немецкие солдаты называли их «наземными бомбардировщиками»[1337]. 16-й пехотный полк на левом фланге дивизии и 65-й на правом наступали на узком участке в направлении соответственно форта «Сталин» и Бастиона. Вторая цель представляла собой укрепление на гребне холма к востоку от батареи № 30. 28-го числа 65-й полк захватил Бастион, но на следующий день советские войска массированной контратакой, поддержанной танками, отбросили немцев назад. Этот успех противника поставил под угрозу открытый фланг 16-го полка, который продвинулся вглубь советской обороны до станции Мекензиевы горы, всего в 2 километрах от берега Севастопольской бухты. Тем не менее 29 декабря солдаты полковника Хольтица отбили атаку советских танков и весь день 30 декабря удерживали свои позиции. В ночь с 30 на 31 декабря передовые части 16-го пехотного полка, собрав все силы для решающего удара, с четвертой попытки преодолели проволочные заграждения форта «Сталин». Однако «необыкновенно плотный» огонь советской артиллерии и большие потери (в некоторых ротах в строю оставалось по двадцать человек) не позволили немцам развить успех[1338]. Неудачная атака на форт «Сталин» стала кульминацией второй попытки Манштейна взять Севастополь штурмом. Дальше продвинуться не удалось: возможности обескровленных дивизий одиннадцатой армии были исчерпаны.