долго уставился. Не зная, куда самому деваться, Вольга тоже сел, но на Риту, наоборот, старался совсем не глядеть и больше шарил глазами по Свири. Тот ощупывал нож-наконечник, проверяя его остроту.

– Тут уж я сам, Вольга.

– Ще энто «сам»? – заподозрил Вольга неладное. Свирь отмолчался и потянулся к охотнице, начал расстёгивать куртку. Вольга схватил его за руку и чуть не заехал по морде.

– Ты ще деяшь?! – задохнулся он.

– Ще Яр велел. Дальше я сам, – Свирь говорил, а сам смотрел сквозь него.

– Нет, не дозволю! – встряхнул его здоровяк.

– Ще не дозволишь? – спросил Свирь бездушно. Вольга молча стискивал ему руки. – Коли хочешь изведать, ступай спрашивай о сем Яра. Он мне наказал.

Могучие плечи Вольги поднимались вместе со злобным дыханием. Свинцовые кулаки задрожали. Свирь увидел в его глазах слёзы. Вольга хотел спрятать их, но отпустил Свиря и заревел будто зверь. Он не мог понять, почему пришла смерть, зачем Навьи Рёбра без оглядки пошли против уклада. Свирь его не успокаивал. В конце концов Вольга задавил в себе плачь и вытер глаза.

– Нет здесмь смерти пустой, – повторил Свирь слова Яра. Вольга тяжко поднялся и побрёл прочь от реки, медленно вверх по склону.

– Вольга! – окликнул Свирь, и он обернулся. – Топор мне оставь. Надо.

Вольга снял топор и кинул плашмя в сторону Свиря. Больше не оборачиваясь, он зашагал в лес. Свирь переложил нож в левую руку, расправил и сжал пальцы правой: рука побаливала после драки. Но надо собраться, представить, что он хочет сделать. Красная рубашка раскинулась перед его мысленным взором. Он закрыл глаза и заскользил по телу Риты рукой, повторяя узор. Она и станет для него полотном. Жизнь вырастила её для Свиря, а смерть подготовила. Жаль, что линии по неживому получатся без души. Также плохо, что Свирь распишет её без свидетелей, и никто не почувствует сладкого страха, не услышит ни одного крика связеня. Но для первого раза с мёртвой плотью даже удобнее. Свирь и сам не заметил, как свободной рукой повторяет тот же самый узор и по своему телу. Язвень и связень едины. Один отдан боли и страху, другой наслаждению трудом. Когда-нибудь за его работой будут следит с восхищением, а за чужими страданиями со сладострастием. Когда-нибудь на пике своего мастерства он уровняет, и творца, и творение.

Острие вошло в рану на горле и потянуло алую линию вниз. Но рука дрогнула. Глупый Вольга вывернул её в драке и узор вышел неровным! Он должен был закруглиться в изящной спирали, но соскочил.

Свирь в ужасе отдёрнул клинок-наконечник. Судьба подарила ему полотно, а он испортил рубашку. Ротозей, неумеха! Он безжалостно забил по вискам, не пощадил и раны на ухе. Горячая струйка крови стекла по щеке. Он плакал, стонал, проклинал Вольгу и корил себя за неумение. Всё кончено, осталось доделать, что велел ему Яр. Но что толку, когда он даже не справился с полотном, которое не извивалось, не дёргалось, не вопило, а спокойно лежало на месте?

Вдруг к горлу Свиря прижался клинок, правую руку стиснули жёсткой хваткой, и нож-наконечник упал. Свирь ощутил запах женщины. По лесу их свободно расхаживало всего две. Две охотницы Нави. Одна лежит перед ним с перерезанным горлом, а вторая…

Страх пробрал Свирья до мозга костей. Почему он не услышал приближение Олеси? Ах да, вожаки умеют подкрадываться лучше всех. Но почему она медлит? Ведь могла тотчас зарезать его, как только застала на месте.

– Не гоже сробил... – зашептал чужой голос. Нож под горлом из заточенной жёлтой кости. Пахнет сырой землёй и речной тиной. Рука, что держит его за запястье, сплошь покрыта узорами красных татуировок, которые он хотел вырезать на полотне.

– Ежели язвить, тако азмь указaти тобе, – незнакомая рука подобрала нож-наконечник и вложила его в ладонь Свири. Лезвие вернулось к ране и вновь погрузилось в плоть. С каждой следующей линией, завитком, в Свири вздымался восторг. Рука незнакомки не только вела узор, как положено, но и погружала острие ровно на ту глубину, какая подкрашивала кровью ярче. Она прекрасно знала где жилы и вены, тело открыто ей, как бескожее. Узор язвеня завершился, новая наставница Свиря погрузила нож по самую рукоять. Костяное лезвие оставило горло, но Свирь робел обернуться. Он трудолюбиво, как и положено хорошему ученику, взялся за грязную часть работы. Одиночеству теперь положен конец. Незнанию и слепоте новичка откроется истина. И он сделает всё, чтобы не разочаровать обретённую так внезапно наставницу – язвеня чужого племени.

*************

Родительское тепло опустело. Непривычная это была пустота. Раньше, когда Женя возвращалась из караванов, к ней выходила обрадованная Тамара, прибегала Дашутка из лазарета, навещали Егор и отец и обстоятельно расспрашивали о поездке. Но теперь дом затих. Ни одного человека. И на двери замок. Ключи хранился у нянечки, но Тамара куда-то запропастилась. Что делать ей в пустом доме?

Женя отперла сени своим ключом и прошла в горницу. Комнаты хорошо протопили с утра. Воздух тяжёлый, отдаёт запахом старой лакированной мебели. Между рамами – мох против сырости. Зимние окна ещё не выставили. И никакой суеты, которую обычно затевали Тамара с Дашуткой, подготавливая дом к весне.

В маленьких комнатах этого дома минуло детство Жени. Горячая печка – целый мир: нельзя спускаться на пол, от него «тянет» холодом, легко застудить ноги, и Тамара не дремлет. Дашутка не подходит к дверям, не то «морозом захватит и враз заболеешь!». На полатях толкотня и споры за место с сестрой, никто не хочет спать на краю,