«бандитских» массовых изнасилованиях на глазах у собратьев по оружию. В лагерях и в так называемых «сексодромах» насилие было массовым и нескончаемым» (UN, 1994: 57–60). Изнасилования на той войне были показательным актом устрашения, они превратились в норму жизни и, возможно, случались гораздо чаще, чем на обычных войнах. Войне сопутствовал гендерцид — мужчины чаще всего оказывались жертвами и преступниками. Изнасилования женщин все-таки не были главным проявлением мачистской парамилитарной субкультуры. Агрессивные мужчины чаще демонстрировали свою доблесть, убивая мужчин на глазах у соратников.

Военные преступники чаще всего относились к командному составу и были не очень молоды. Среди высших руководителей преобладали те, кто родился в годы Второй мировой войны. В 1990-е им было 45–50 лет. Зрелые, состоявшиеся мужчины возглавили политические и общественные движения, их отцы и деды могли быть усташами, четниками, партизанами Тито или жертвами тех и других. Гораздо слабее было представлено послевоенное поколение (1946–1957 г. р.). Низшее звено руководителей было моложе — трагические события в Югославии они встретили 30-летними. Детские воспоминания об ужасах Второй мировой для одних, память о растущей напряженности 1980-х для других формировали характер и мировоззрение.

4. Некоторые исследователи утверждают, что исполнители были малоимущими или безработными, хотя статистические данные отсутствуют. Если это так, то, скорее всего, это были жители депрессивных сельских районов. Социальное раздражение трансформировалось в этнофобию по отношению к тем, кто имел больше денег и привилегий. Но в боевые отряды вступал также и средний класс — «четники выходного дня», включая государственных чиновников и людей с университетским образованием. Карательными операциями руководили офицеры, а «кабинетные убийцы» министерского уровня, безусловно, принадлежали к высшему среднему классу. В гражданской войне участвовали все социальные классы — каждый на определенном этапе. Самая грязная работа, как и всегда, досталась пролетариям.

5. Криминалитет занимал особое место в парамилитарных формированиях. Уголовные преступники были насильниками по призванию. Мы уже знакомы с такими именами, как Аркан, Бели, Гишка, Цацо. Сербская служба безопасности рекрутировала их в «Красные береты», они же становились и «Тиграми Аркана». Известно около 20 «крестных отцов», воевавших со своими отрядами на стороне босняков. Среди хорватов были известны такие авторитеты, как Мартинович (Стела), в 1992 г. ему было всего лишь 24 года, Налетилич (Тута), 46 лет. Хорватский суд приговорил Стелу к 8 годам тюрьмы. Потом оба были переданы МТБЮ. Трибунал признал их виновными в бесчеловечном обращении с пленными. Стела начал свою карьеру как командир неофашистского парамилитарного подразделения ХОС. Тута контролировал ночные клубы, казино, рэкет, в 1992 г. возглавил «Батальон осужденных» (штрафбат), хотя многие из бойцов были не уголовниками, а бывшими политическими заключенными (Block, 1993: 9; ICTY, IT-98-34-T). Васич (Vasic, 1996) бездоказательно утверждает, что сербские парамилитарные формирования на 80 % состояли из уголовных преступников. Ряд исследователей (Mueller, 2000; Judah, 2000: 245–248; Human Rights Watch, 1999) преувеличивает роль преступных группировок в югославских событиях.

И все же в горниле этой беспощадной этнической войны действительно родилось много преступных бандформирований. Хорватский министр внутренних дел Иван Векич саркастически заметил: «В добровольцы не очень активно идут священники и монахини, поэтому мы записываем всех, кто готов предложить нам свои услуги». Война подарила уголовникам счастливый шанс грабить, насиловать и обогащаться, представляя себя патриотами на службе отечества. Более политизированные и честные полевые командиры ненавидели эту публику. Савич (Маузер), боснийский серб, командир добровольческого отряда «Пантера», вел с бандитами непримиримую борьбу. Он нажил себе так много врагов, что до сих пор неясно, кто именно с ним разделался в 2000 г.

Коррупция разъедала молодые независимые государства, чиновники стремительно обогащались. Представитель ООН Корвин пришел к выводу, что режим в Боснии такой же коррупционный и беззаконный, как и все остальные, но критиковать его было опасно. Тогдашний член правительства Муратович угрожал ему «несчастным случаем». Впоследствии Хасан Муратович стал премьер-министром республики, нажившим состояние на войне, ибо «война и экономические санкции возвели контрабанду и черный рынок в ранг высокой патриотической политики. Бандиты тоже становились патриотами и служили национальному делу в парамилитарных формированиях. Этой болезнью страдала вся бывшая Югославия» (Corwin, 1999: ix-xii, 168; Hakanowicz, 1996: 68; Judah, 1997: 254; Peric-Zimonjic, 1998; Vreme, 18 нояб. 1991).

В бывших югославских республиках (за исключением Сербии) быстро формировались новые органы государственной власти. Приватизация государственных полномочий шла стремительно и безболезненно. Военные закупки, поставки в армию были доверены «бизнесменам», которые, получив официальную лицензию, действовали совершенно бесконтрольно. Особенно отличились на этом поприще уголовники, сопровождавшие конвои с грузами и охранявшие склады. Все они стали разом патриотами, о которых комментатор «Сараево ТВ» саркастически сказал: «Толпа придурков размахивает партийными флагами и делает хорошие деньги на перепродаже ворованного оружия, спекуляции продовольствием, бензином, хлебом. И все это во имя мусульман, сербов, хорватов… Молодцы, ребята!» (Vreme, 11 мая 1992) Нувориши, составившие себя состояния в те времена, и по сей день не стесняются выставлять напоказ свое богатство. Новый экономический класс, рожденный в политической, военной и криминальной среде, утверждал себя как элита нации. Национальное не может вечно подавлять социальное!

6. Много злодеяний было совершено в состоянии алкогольного опьянения. Алкоголь был обычным делом при проведении кровавых чисток. Он подогревал страсти, притуплял чувства при совершении массовых казней, убаюкивал совесть и память. Боевики собирались в барах. Главари отрядов армии боснийских сербов, такие как Бобич или Младич, гордились своей способностью пить, не хмелея. Ходили слухи о пьяных кутежах Милошевича, но я думаю, что для него это не было лихой пьянкой напоказ, а, скорее, разрядкой для нервов. Рядовые боевики часто получали плату вином и табаком. Алкогольная субкультура способствовала насилию и убийствам.

7. Корыстные мотивы руководили многими рядовыми исполнителями (и через них целыми семьями). Президент Сербской Краины жаловался: «Грабежи нескончаемы. В город входят танки и освобождают его, за танками движется пехота и освобождает жителей от лишней собственности, за пехотой идут боевики-добровольцы и все зачищают под ноль». «Офицер, отвоевавший месяц на фронте, возвращался домой с грузовиком, набитым разным добром под завязку» (Williams & Cigar, 1996: 5). Сербский журналист писал: «Первая волна освободителей, входящая в город, охотилась за золотом и наличными деньгами, вторая волна прихватывала утварь, холодильники, телевизоры и прочие полезные для домашнего обихода вещи, за ними шли “шакалы”, которые снимали паркетные полы, оконные рамы, унитазы — все, что можно было унести и продать». Сербы пограбили всласть, потому что «освободили много городов. Но и другие старались не отставать, если подвертывался такой случай (Vreme, 8 марта 1993). Беженцы из Косово платили отступные всем на каждом этапе своего бегства. Когда боснийская армия начала отвоевывать утраченное, за нею шла орда разъяренных, алчных мусульман. Они добивали раненых