– А нас сегодня грабили! – встретилНиколая Круглов.

Лицо его сияло таким счастьем, как если бы онсообщал не об ограблении, а о неожиданном подарке. Например, об увеличенииколичества машин на линии или о своевременной выплате зарплаты, что было бы,конечно, еще приятнее. Но Круглов так непосредственно выражал восторг оттого,что дежурство закончилось, а было оно совсем не пыльным, практически всю ночьудалось проспать на подстанции, а сейчас он пойдет домой и на трое суток сможетзабыть и о дежурствах, и о «Фольксвагене» с надписью «Интенсивная терапия» надветровым стеклом, и вообще о существовании такого понятия, как скораямедицинская помощь.

Николай подумал, что вряд ли его хмураяфизиономия сможет послужить зеркальным отражением кругловской: ему-то все«радости» дежурства еще только предстояли, – однако все же выдавилпонимающую улыбку:

– Нарки приходили? К Ане?

– Все ты заранее знаешь! – надулсябыло Круглов, но желание поболтать оказалось сильнее: – Они, родимые! Мы селипоужинать, а Анна Васильевна вышла руки помыть – и вдруг кричит, как на пожаре.Выскочили, а она держит за руку парня, а у того все пальцы в крови. Мы даже непоняли ничего сначала, а он вдруг плакать начал, представляешь? «Я, –говорит, – оранжевую коробочку искал, а вместо этого наткнулся на стекло!Как вам не стыдно?!» То есть это нам должно быть стыдно!

– А что, Аня опять халат в коридоре гдепопало бросила? – недоверчиво спросил Николай.

– Ну да! Горбатую могила исправит, честнотебе говорю!

Анна Васильевна, отличный реаниматор, обладалаодним странным свойством: когда врачи на подстанции садились обедать илиужинать, она имела обыкновение бросать свой белый халат в самых неподходящихдля этого местах. К примеру, прямо в большом обшарпанном коридоре, где-нибудьна подоконнике. А поскольку в кармане у каждого доктора всегда лежит оранжевыйфутляр с наркотиками, эту ее небрежность вполне можно было квалифицировать какпреступную халатность. Ведь опытный, уважающий себя нарк отлично знает осуществовании такой коробочки. Рассказывали жуткий случай, когда свихнувшиесяот отсутствия кайфа ребятки организовали ложный вызов «Скорой» и напали надоктора, чтобы завладеть оранжевым футляром. Анна же Васильевна по непонятнойзабывчивости постоянно искушала судьбу. А поскольку линейная подстанция – этосущий проходной двор, бестолковое нагромождение обшарпанных, наполовину пустыхи бесполезных комнат (до революции здесь размещались нумера, а где теперьгаражи – были конюшни), ни о какой охране здесь и слыхом не слыхали, тодежурные врачи в компании с фельдшерицами и водителями раз или два догонялипохитителей уже далеко за воротами подстанции. То-то зрелище было! АннеВасильевне объявляли выговоры, однако тем дело и кончалось. Какое-то время онаблюла бдительность, однако вскоре белый халат вновь беспризорно валялся наоблупленном подоконнике.

Но, оказывается, кое-какие уроки из своегогорького опыта Анна Васильевна все же извлекла. Например, нынче ночью досталакоробочку из халата, оставив в кармане только использованные ампулы, которые,между прочим, должна была сдавать для отчета. Они-то и повредили шаловливуюнаркоманскую ручонку до крови.

– Ну и как? Облегчили страдания бедногораненого?

– А то! Клятва Гиппократаобязывает, – усмехнулся Круглов. – Прижгли раны йодом, обмоталибинтом – и гуляй, Вася.

– То есть вы только его физическиестрадания облегчили? А как насчет химических? Неужели не отжалели дозу?

– Какие-то шутки у тебя, Коля… не наши, ябы сказал! Ну, ладно, пошел я, пока!

– До встречи.

Николай покосился в облупленное зеркало,висевшее около двери. Ну и видок… Когда он появлялся на работе вот такойугрюмый, с чернотой под глазами, фельдшерицы, он знал это, шушукались за егоспиной. А напрасно, между прочим. Он жил один, и ночи его были одиноки. Если несчитать общения с какой-нибудь «Сердечно-легочной реанимацией»,«Терапевтическим справочником Вашингтонского университета» или «Клиническойкардиологией», которые он читал ночами в надежде нагнать сон, однако вчитывалсятак, что засыпал уже под утро перед самым звонком будильника. А кто виноват,кроме него, что делать нечего ночами, только книжки читать? Женись, если уж тактяготит собственное общество!

Жениться – не проблема. Только вот на ком?

– Коля, ты пришел? – налетела нанего фельдшерица Люба. Она не ходила, а именно летала по коридорам, то и делоноровя сшибить кого-нибудь с ног, такая в ней била неуемная энергия, особеннопо утрам. – У нас уже вызов.

– Дай хоть дежурство принять, –вздохнул Николай. – Иди в машину, я сейчас, только распишусь. А куда едем?Надо надеяться, не на Горького, 208?

– Коля, тебе бы деньги гаданьемзарабатывать, – хихикнула Люба. – Такое наше дурацкое счастье!

Николай скрипнул зубами. Вот уж правда чтосчастье… До чего же хреново, когда дежурство начинается с визита на Горького,208! Обычно его утренняя хандра расходилась после первого же вызова, послепервого же взгляда на страдающего человека, испуг в глазах которого скоросменялся доверием и покоем. И это делал Николай! Чем больше было за день вызовов,тем лучше он себя чувствовал к вечеру. Нет, усталость и все такое – это самособой. Но до чего легко и свободно становилось на душе! «Может, я какой-нибудьэнергетический вампир? – думал он иногда чуть ли не с опаской. –Подпитываюсь человеческими страданиями?»

Да какой там вампиризм! Работа иной раз таквыматывала его, что приходил домой сам не свой от усталости. А силы придавало,извините за банальность, осознание своей нужности и незаменимости для этихлюдей. Ну что поделаешь, если эти чертовы банальности так верны! Но все шлонасмарку, если день начинался с такого вот вызова на Горького, 208.

– Карма у тебя такая, – шутилКруглов, который по этому адресу не был ни разу. – Расплачиваешься загрехи, совершенные в прошлой жизни!

Вот разве что…

Шофер Витек отчаянно зевал в кабине и громкозахлопнул рот при виде Николая. Поручкались, как водится. Витек ничего неспрашивал – уже знал, куда ехать. Этот адрес был буквально в трех минутах.Зарулили в длинный узкий двор, образованный двумя девятиэтажками, которыетянулись аж до площади Свободы, остановились в «кармане». Николай и Люба сразупошли к беседке, которая притулилась под оградой детского сада. Еще с улицыувидели поджатые ноги в огромных, разношенных башмаках с давно отлетевшимикаблуками и подметками, просившими каши.