Больной ответно оскалил зубы и облегченновздохнул, когда Красноштанов скрылся с глаз. Неведомо, какие отношения были уДебрского с этим человеком, но больному он почему-то активно не понравился.

– Номер два, – объявил доктор,жестом фокусника открывая дверь.

Больной испуганно уставился на невысокуючерноволосую женщину, которая влетела в палату и резко замерла, столкнувшись сним взглядом.

«Это что, его, то есть моя, жена?!» –испуганно подумал он.

Никаких ассоциаций. Никакого волнения в крови,душевного трепета… Ведь знает же он откуда-то, что человек при встрече с женойдолжен волноваться и трепетать, если не от любви, так хотя бы от ненависти! Нонет, глухо. Абсолютный нуль. Хотя бабенка ничего себе. Изящная, ладненькая.Белый халат, небрежно надетый поверх толстого свитера, очень выгодно облегаетфигуру. Ножки могли быть и подлиннее, но этот недостаток вполне искупают оченьвысокие каблуки. Черные чулки смотрятся сексуально.

Он внимательнее вгляделся в лицо. Хорошенькая.Крутые дуги тонких бровей, нос крупноват для такого худенького личика, но этозаметно, только когда она поворачивается в профиль. Красивый рот, ресницывообще потрясающие. Глаза… ее черные глаза наполнились слезами:

– Антон! Ты… О господи! Ты меня узнаешь?!

Он неопределенно улыбнулся, от души пожелав,чтобы она замолчала. Удивительно, насколько ей не идет этот резкий голос! Илипосле сотрясения мозга его слух сделался так чувствителен к звукам?

Но она даже и не собиралась замолкать:

– Антон, Антоша… Это же я, Инна! Неужелине узнаешь?!

«Инна Леонтьевна Баброва, подруга вашейжены», – вспомнилась аттестация, данная вчера, и он не сдержалоблегченного вздоха.

Подруга жены! Барышня очень миленькая, нокакое счастье, что она – не его жена, что не надо быть с ней любезным, в койкуложиться. Смотреть на нее приятно, но это явно не его тип женщины. А вот она нанего уставилась как-то очень уж взволнованно. Наверное, у нее с Дебрскими былиотличные отношения. Дружили, так сказать, семьями.

– Инна Леонтьевна, успокойтесь, –ласково сказал доктор. – Я ведь предупреждал, что у нас пока некоторыепроблемы с памятью, но это ненадолго.

Она торопливо закивала, опустила голову, стараясьскрыть слезы. Потом выхватила из рукава платочек, начала тереть глаза. Менеечерными ресницы Инны не стали, наоборот – заблестели еще ярче, загнулись ещенаряднее.

– Антон, ты что, правда ничего непомнишь? Ты поехал в Карабасиху за Ниной!

Доктор хрюкнул. Больной нахмурился. Что заанекдот?!

– Карабасиха, – уточнилдоктор, – это деревушка под Чкаловском. Недалеко от нее и произошлаавария.

А что такое Чкаловск? А кто такая Нина, закоторой он поехал? Жена, дочь?

– Антон!

Он прикрыл глаза. Такое ощущение, что памятьпоместили в глубь темного кирпичного колодца. Он почти физически ощущал, какмыслительные усилия разбиваются вдребезги об эти стены. Нет – иногда стены какбы пружинили, выгибались и с силой отшвыривали от себя все его бесплодныепопытки. Это было неприятно, очень неприятно! Его замутило, застучало в висках.

– Антон!.. Доктор, что с ним такое, емуплохо?

– Дебрский, вы как? – послышалсяголос доктора над самым ухом.

Больной открыл глаза:

– Нормально. Девушка, вы извините, но яникак…

Он осекся, услышав громкое всхлипывание.Прижав руки к лицу, сгорбившись, она вылетела из палаты, и какое-то время ещеслышен был торопливый цокот каблучков по коридору.

– Н-да, – неопределенно протянулдоктор. – Факир был пьян, и фокус не удался. В очередной раз.

– Слушайте, а почему вы привели именноее? – хмуро спросил больной. – Подумаешь, подружка жены! Ну ладно, сКрасноштановым мы, видимо, беспрестанно бились на работе, понятно – он мог бывозбудить мою память, от противного, так сказать, а эта Инночка каким боком комне пришита? Или… – Неприятная мысль вдруг поразила его. – Или, недай бог, между нами что-нибудь?.. Она ко мне неравнодушна? Или я к ней?!

– Что это вас так испугало? –вскинул брови доктор. – Очень привлекательная молодая женщина,сексапильная, то да се… – Увидел выражение его лица и усмехнулся: – Ладно,не дергайтесь. Ничего у вас с ней не было. Более того, Инна Леонтьевнапризналась, что вы отчаянно враждовали. С женой вашей – да, они дружили сдетства. Думаю, она вашу Нину к вам просто ревновала, потому отношения у васбыли пресквернейшие. Ради знакомства она вам, между прочим, в глазкидезодорантом прыснула. Круто, правда?

– Круто, – согласился больной,подавляя смешок. – А с виду-то… кто бы мог подумать!

– Но вы ее не вспомнили, –констатировал доктор.

– Нет. Может быть, мне эту мегеру ивспоминать не хочется, как думаете? Может, в этом дело, а? Давайте кого-нибудьпоприятнее позовем.

Он вполне освоился со своим положениемопознаваемого и даже решил получать от него удовольствие. Неуклюже подбилподушку повыше, улегся поудобнее.

– Ну уж не знаю, – пробормоталдоктор. – Больно вы привередливы, Дебрский, с вашими симпатиями иантипатиями. Ладно, сейчас придет еще один человек. Надеюсь, хоть он сможетосвежить вашу память.

Доктор в очередной раз приоткрыл дверь иприглашающе махнул в коридор. Вошел высокий парень в белом халате, докторсунулся было к нему с рукопожатием, но тотчас досадливо отмахнулся:

– Ах да.

Дебрский (вот удивительно, он уже,оказывается, привык думать о себе не просто как о безымянном больном, но именнокак о Дебрском!) обратил внимание, что кисти вошедшего забинтованы. Не таксильно, как у него самого, но достаточно, чтобы избегать рукопожатий. Что, этотпарень тоже попал в аварию и сжег себе руки?

– Здравствуйте, – сказал вошедшийнегромко, чуть склоняя голову набок и пристально вглядываясь в лицоДебрского. – Вижу, вам уже немножко лучше?

– Да почему, налицо колоссальныйпрогресс, коллега! – обиженно сказал доктор. – Вот только что-то спамятью его стало… Поэтому давайте, как мы и договаривались.

– Вы уверены? – Вновь пришедший ссомнением переводил взгляд с Дебрского на доктора.

– Попытка не пытка, за спрос денег неберут и всякое такое. Не тяните, коллега.

– Ну хорошо.