– Искала кабинет Козиной, – призналась я. – Вероника сказала, что Егор и Елена Львовна пошли смотреть ткань. Не хотела оставлять Бочкина наедине с владелицей галереи, Гоша…

Я подавилась концом фразы. Нельзя же сообщить доктору правду: Бочкин идиот, способный наболтать лишнего.

Чистяков погладил меня по голове.

– Ну-ну, не тушуйтесь. У вас через пару месяцев свадьба, почти у всех невест случаются истерики. Ничего стыдного в этом нет. Я врач, поэтому лучше рассказать мне правду. Вы заревновали? Алена прекрасный человек, добрый, щедрый. Не волнуйтесь, Козиной чужой жених не нужен, она не хищница и, если Егор решит за ней приударить, одернет его.

Я заморгала. Чистяков шутит? Да, владелица галереи прекрасно сохранилась, но Гоше-то еще нет тридцати, он никогда не обратит внимания на старушку.

Доктор рассмеялся.

– Все эмоции написаны на вашем милом личике. Большинство медиков, как правило, хорошие психологи, мы видим то, о чем больные умалчивают.

Я от него отодвинулась, добавив про себя: а еще некоторые Гиппократы весьма самонадеянны. Чистяков даже не представляет, как он далек от истины. Мне совершенно наплевать на отношения Бочкина с другими женщинами, меня волнует совсем другое.

– В цоколе труп, – повторила я.

– Как она, Юра? – поинтересовалась Ася, заглядывая в гостевую.

– Очнулась, выглядит бодро, – отрапортовал Чистяков. – Надо дать Степаниде чаю, крепкого и сладкого, а еще парочку твоих кексов. Сегодня можно позабыть о диете.

– Да что с вами? – взвилась я. – Вас что, совершенно не волнует наличие в доме покойницы?

Ася укоризненно посмотрела на Юрия.

– Ты ничего ей не сказал?

– Хотел объяснить, но тут ты появилась, – недовольно отозвался Чистяков.

Кондитер села передо мной на корточки.

– Степа, здесь все живы.

– Кроме той несчастной, что сидит в кресле, – уперлась я.

– Помните ее лицо? – влез со своим вопросом Юрий. – Можете его описать?

Меня снова затошнило.

– Нет, только глаза – распахнутые, голубые, остановившиеся, абсолютно неживые.

– Степашечка, ты случайно наткнулась на Гортензию, куклу Вадима, – ласково произнесла кондитер.

– Поэтому ее очи показались вам стеклянными, – добавил Чистяков. – У марионеток они сделаны из фарфора.

– Кукла? – растерянно повторила я. – Нет, там женщина. Игрушки такими большими не бывают.

– Вадюша, иди сюда! – крикнула Мухина.

– Уже здесь, – весело ответили от двери. – Здрассти. Не хотел вас напугать, извините. Посадил Гортензию в кресло, пошел на кухню – и вдруг начался переполох.

Я посмотрела на стройного мужчину, который приближался к кровати, а тот продолжал говорить:

– В цоколь редко заглядывают посторонние. Зачем им комната отдыха прислуги, их санузел? Я решил, что там самое лучшее место для Горти. Алена точно ее не найдет, получится сюрприз. Нам же платье надо…

– Остановись, – попросила Ася, вставая, – наша гостья совсем ошалела, ничего не понимает.

Вадим опустился около кровати на пол.

– Привет. Как дела?

– Супер, – ответила я.

– Это Вадюша, – зачастила Мухина. – Он гениальный актер, работает в оригинальном, сейчас совершенно позабытом в России жанре марионеточной пантомимы.

– Зато номер понравился в Дю Солей, – похвастался Вадим. – Я получил предложение поработать у них, поеду весной на гастроли.

Ася откашлялась.

– Курбатов танцует с куклой. Издали кажется, что его партнерша – настоящая женщина.

– Марионетка сделана в Америке, – влез со своим замечанием Чистяков. – Уникальная кукла, стоила дороже квартиры в Москве.

– Ну, это ты загнул, – возразил Вадик, – всего-то как иномарка.

– Зрители ахают, когда «балерина» выполняет невероятные па, – повысила голос Ася. – И все со стульев падают, когда Вадик говорит после окончания выступления: «Знакомьтесь, моя любимая Гортензия», а потом отключает механизм, и партнерша бесформенной кучей валится на пол. Только тогда до народа доходит: перед ними не женщина, а кукла, марионетка. Таким реквизитом очень сложно управлять.

– На юбилей Алены я придумал сюрприз, – заговорщицки зашептал Курбатов. – Гортензию наряжу в такое же платье, какое выберет Козина, а потом мы станцуем перед гостями. Очень надеюсь, что никто, кроме нескольких посвященных, не поймет, что я держу в объятиях куклу. Алена офигеет! Понимаешь, Козиной скажут, что я нашел девушку, которая как две капли воды похожа на нее. Мы разыграем целый спектакль, задурим всем головы. Сегодня, узнав, что придет модельер, я привез свою «партнершу». Надеялся, что он не откажет, объяснит, какой придумал для Алены прикид. Оставил Горти в цоколе…

– Дальнейшее понятно, – захлопала в ладоши Ася.

– Нет, внизу находился живой человек, – заспорила я.

Юрий со вкусом зевнул, и вдруг тоже, как Мухина и Вадим, перешел на «ты» и потянулся ко мне, явно намереваясь погладить по голове, будто маленькую.

– Ты же говорила, что мертвый.

Я вывернулась из-под руки врача и попыталась объяснить:

– Покойный, но живой. В смысле – человек, марионетку с настоящей женщиной невозможно спутать.

– Ерунда! – отчеканил Вадим. – Гортензия не пластмассовый пупс, не тряпичная кукла, а уникальное произведение искусства.

– Степа, хочешь спуститься в зону отдыха прислуги и убедиться, что в кресле Горти? – предложил доктор.

– Только надо оставить телефон, ее фотографировать нельзя, – насупился Вадим.

– Категорически возражаю против эксперимента! – занервничала Ася. – Степа пережила стресс, ей нельзя во второй раз…

Я встала.

– Пойдемте.

Глава 12

На сей раз дверь, за которой начинался коридор с комнатами служащих, оказалась заперта. Ася вынула из кармана ключ и пояснила:

– В доме часто появляются гости, кое-кто привозит детей. Малыши везде суют свой нос, а после спален идут технические помещения – котельная с газовым котлом, бойлерная, поэтому мы соблюдаем меры безопасности.

– Дверь была открыта, когда я в первый раз очутилась здесь, – возразила я.

Кондитер развела руками.

– Кто-то проявил беспечность. Скорей всего, Иван. Елена наняла в помощь домработнице еще одну горничную, Ксанью, тайку. Она необыкновенно хорошенькая, вот у Вани мозг и промылся. Знаешь анекдот про мужика, который случайно попал на нудистский пляж? Сидит парень на лежаке, вокруг полно голых девушек, а в голове у него пустота, лишь одна слабенькая, чахлая мысль не пойми о чем трепыхается. Вдруг откуда ни возьмись вторая выныривает и первой кричит: «Эй, ты что тут делаешь? Наши уже все внизу!»