Я вошёл под навес.

– Это твоё? – ухмыльнулся Алекс, когда я выкатил велосипед.

Стив преградил мне дорогу.

Сзади взвизгнула тормозами чёрная машина. Окно с жужжанием опустилось. За ним сидел брат Стива, Дэнни. Он, оценивая, задержал на мне взгляд. И отвёл его.

Я попытался провести велосипед мимо Стива, но мне помешал Алекс. Я повернул в другую сторону, но он встал там. Стив потянул его толстовку, она надулась, как парус, и они оба расхохотались.

– Прости, приятель.

Я толкал велосипед вверх по склону.

– Не будь таким, приятель!

Алекс выкрикнул самое страшное слово, которое знал, и оба со смехом сели в машину.

Взбираясь на холм, я заметил Дебс, которая вместе со всеми ждала автобуса. Она кивнула мне, будто бы в знак одобрения того, как я разделался со Стивом и Алексом.

Чёрная машина Дэнни проехала мимо с таким рёвом, что я чуть не упал с велосипеда. Через опущенное стекло я слышал их смех.

– Увидимся после каникул, Смертник! – крикнул Алекс, и они исчезли из виду.

На каникулах я читал про волка. Я слушал холодный поток, шумящий на горе. Я искал конверт с именем Рейчел. Я даже попытался взломать замок ящика стола. Не получилось. А потом наступил последний день каникул, и я ощутил холодный ужас. Последнее воскресенье октября ощущалось слишком последним. Но впервые за много недель горы не скрывались за облаками. Был прекрасный светлый день. Я решил навестить Дебс.

Свернув рабочую тетрадь и сунув её во внутренний карман, я вышел на дорогу. Я отправился по ней вверх, и вскоре оказался так высоко, что увидел ферму Бенедиктов: большой каменный дом и постройки поменьше. Туда вела узкая тропинка, протоптанная в траве, которую качал ветер. Я видел деревню внизу и небольшие озёра на холмах на другой стороне долины.

Я шёл около получаса, потом продирался вниз по склону через жёсткий сухой папоротник. Пастушья собака появилась из передней двери и пробежала через грязный двор к оливковому внедорожнику. За ней шёл мужчина. Собака запрыгнула в машину, и они уехали. Я подошёл к дому и постучал в дверь.

Ожидая, когда мне откроют, я заглянул в ближайшее окно и разглядел на подоконнике блюдце с грязным кусочком мыла и кувшин с цветами. Дверь открылась.

За ней стояла женщина, похожая на Дебс. У неё были такие же волосы, такое же овальное лицо, такой же маленький нос. И хмурилась она очень похоже.

– Дебс дома? – спросил я.

– Кто ты? – широкая улыбка выглядела абсолютно незнакомо.

– Люк.

Она оставила дверь нараспашку и подошла к лестнице. На ней были джинсы, толстый свитер и толстые шерстяные носки.

– Дебс! – позвала она. А потом к моему удивлению сказала, – входи.

Я вошёл, вытер ноги и прошёл за ней в кухню. Там царил хаос: нераспечатанные письма, упаковки быстрых завтраков, валяющиеся кошки. Пахло жареным беконом. Ещё одна кошка лежала на огромной печи. По радио играла воскресная утренняя попса.

– Она щас спустится.

Я сел у стола и прижался к горячему радиатору. Бабушка никогда не включала отопление дольше, чем на несколько минут.

– Ты из класса Дебс?

– Нет.

Она удивилась. Я пытался придумать, как объяснить наше знакомство.

– Она одолжила мне книгу.

Это тоже удивило маму Дебс.

– Где ты живёшь? – спросила она.

– Там, – я ткнул пальцем.

Она нахмурилась.

– Знаешь Ив Лэнсдейл?

– Она моя бабушка.

Она смотрела со всё большим удивлением. Наверное, она слышала про маму и папу. Я читал надписи на коробке с завтраком.

Она вышла в холл.

– Дебора! – крикнула она в тишину. – Пришёл Люк.

Стало ещё тише.

– В общем, я пойду, – сказала она, снимая пальто с вешалки и подходя к двери. – Развлекайтесь.

Дверь захлопнулась.

Я ждал. Моё сердце билось сильнее. Радиатор излучал тепло. Пачка масла, хлебные крошки, чайные чашки. Здесь было почти как дома. Я представил себе маму и папу утром воскресенья. Мы гуляли по воскресеньям. Завёлся двигатель, машина выехала из двора и скрылась вдали.

Шаги раздались сверху, потом с лестницы, а потом тишину нарушила она – Дебс.

На ней были драные джинсы, чёрная футболка, ожерелье из ботиночных шнурков, серые шерстяные носки, натянутые до голеней. Её волосы держала заколка с бабочкой.

– Здоро́во! – сказал я, вставая, задевая стол и проливая чай на всё вокруг и на себя тоже.

С плиты спрыгнула кошка.

– Можно попользоваться твоим интернетом? – спросил я. – Я не могу больше не сдавать домашку, и мне очень нужно почитать про золотую лихорадку.

Я держал свою тетрадь высоко, как люди в фильмах держат библию в суде.

Она оглядела меня с ног до головы.

– Выглядишь, будто обмочился, – сказала она.

Я глянул вниз.

– Это чай.

– Ты не собираешься вытереться?

– Не, само высохнет.

В повисшей тишине потянулась кошка.

– Так что, можно попользоваться твоим интернетом?

Она совершила самый длинный выдох в истории человечества.

– Жди здесь.

Я так и поступил. Она потопала вверх по лестнице, кошка пошла за ней. Дебс вернулась с ноутбуком и отвела меня в гостиную, которую обогревала печь. Поставив ноутбук на диван, она открыла печь, бросила в неё полено, напоминающее кусок пирога, и со звоном захлопнула её. Пламя облизывало стекло изнутри.

– Позови меня, когда закончишь, – сказала она и вышла, громко топая.

Минуту спустя сверху раздались яростные звуки гитары – The Young Savages. Четверть часа я пытался прочитать про золотую лихорадку в Юконе, но наконец сдался. Я встал у лестницы и крикнул. Она не ответила. Я поднялся и пошёл на атональные неприятные звуки к двери, на которой было написано её имя. Я постучал.

Дебс резко открыла дверь и сердито посмотрела на меня.

– Можешь сделать музыку потише? – спросил я. – Я не могу сосредоточиться.

– Чей это дом? – она перекрикивала гитарное соло.

– Э… Твой.

– Тогда почему я должна делать тише?

– Я не могу сосредоточиться. Я вообще не могу сосредоточиться.

Она сжала губы, решая, что делать дальше.

– Можешь помочь? – спросил я.

– Что ты делаешь?