Он попросту вырвал из липкой субстанции правую руку,коснулся тумблера на поясе и повернул его особенным образом. Исправно сработалантиграв, невидимая сила неспешно и неуклонно, бережно и плавно выпрямила тело,и галактический пожарный в серебристом скафандре, с которого медленно сползалиструйки зеленого месива, вновь утвердился в гордой позе: по пояс в болоте,пушка наизготовку. Конечно, на самом деле эта хреновина носила какое-то сложноеназвание, заковыристое, ученое, казенное, но старослужащие ему уже объяснили,что нет смысла насиловать мозги, запоминая название очередной прибамбасины, скоторой, очень может быть, больше никогда не придется работать. Проще именоватьвсякую стрелялку, с какой имеешь дело, пушкой, прибор – ящиком, а транспортноесредство – телегой…

Он сконфуженно огляделся. Нет, его падение ровным счетомничем не помешало и не напортило. Дело житейское, с кем не бывает… Справа ислева от него, кто по пояс в болоте, кто по грудь, далеко растянулись шеренгойостальные шестеро, как и он, наглухо затянутые в серебристые скафандры, сугольно-черными снаружи и совершенно прозрачными изнутри шлемами – ну, чудоконструкторской мысли, понятно, автономное жизнеобеспечение работает, покасуществует местное солнышко, можно гулять в кратере вулкана, эпицентре атомноговзрыва, кислород и пища попросту берется откуда-то, появляясь внутри скафандра,а «отходы жизнедеятельности» столь же волшебным образом улетучиваются по мерепоявления, так что писай себе и какай прямо в серебристые штаны, скольковлезет…

Ага!

Прямо перед ним возникло в воздухе слабо светящееся зеленоекольцо, и по бокам шлема, напротив ушей, раздался непонятный механический писк.

Мгновенно собравшись, Кирьянов быстренько проделалнеобходимые манипуляции – уже автоматически, наработанно. Одна рука, левая,метнулась к поясу, пальцы пробежались по тумблерам, а правая перебросила из-заспины пушку. Он направил раструб на поверхность болота, под углом в сорок пятьградусов, указательный палец нажал на дугообразный выступ.

Из-за спины вылетела, разворачиваясь, блестя в лучахздешнего нежаркого солнышка, затейливая сеть, развернулась над тяжелой жижей,вмиг приобретя форму разинутой пасти. Ощутив характерное содрогание в метревпереди, в глубинах болота, Кирьянов повел стволом вверх, медленно-медленно,словно вываживал неподатливую, сильную рыбину.

Взлетел фонтан грязи, а с ним вынырнуло на свет божий нечтоживое, немаленькое, столь яростно бьющееся в захвате силового поля, что не былоникакой возможности определить его истинную форму и сосчитать конечности – да ине было никакой необходимости забивать голову такими глупостями, их задачазаключалась отнюдь не в этом, они нагрянули сюда не учеными, а ассенизаторами…

Сноровисто загнав добычу в сетчатую пасть, Кирьянов нажалдругую кнопку, и ловушка захлопнулась в сетчатый шар, который уже совершенносамостоятельно поплыл над болотом к противоположному берегу, чтобы улечься вштабель собратьев, каждый с добычей внутри. Кирьянов устало отфыркнулся.

И побрел вперед – третий день подряд, то по колено в болоте,то по пояс, то включая антиграв, когда становилось «с головкой», и неспешноплывя вертикально сквозь густую жижу, оставляя невысокий, быстро разглаживающийсякильватерный след. Третий день они прочесывали болота на этой черт-те гдерасположенной планетке, выуживая этих живых, яростно бившихся, явно нерасположенных покидать родимые хляби. Зачем это понадобилось, Кирьяноврешительно не представлял, а вопросы задавать отчего-то не тянуло. Где-то вглубине души прочно угнездилось унылое разочарование.

Ему втолковали, что все будет обыденно, но он непредставлял, чтобы настолько. Очень может оказаться, работа была исключительнонужная и важная, но Кирьянову она уже успела осточертеть хуже горькой редьки. Иоттого, что не было ни малейшей опасности, все выглядело еще беспросветнее, онощущал себя жестоко обманутым, боролся с этими мыслями, напоминал себе, чторомантики, строго говоря, во Вселенной не существует вообще, а есть одна толькоработа, вещь обыденная, рутинная, неизбежная, скучная…

И работал, как прилежный автомат, не отставая от других.Благо дело оказалось нехитрое, немногим сложнее рыбалки или собирания грибов…

В шлеме явственно прозвучал голос прапорщика Шибко:

– Внимание, звездорубы, рейнджеры мои галактические!Отбой! Всем отбой, возвращаемся на берег!

Очень хотелось, чтобы на этом все и кончилось, но не стоилопитать преждевременных надежд… Кирьянов повернул тумблер, его выдернуло из трясиныкак пробку из бутылки, развернуло и понесло к противоположному берегу. Повернувголову, он увидел, что и остальные неровным журавлиным клином плывут в том женаправлении.

Вскоре ноги коснулись твердой земли. Метрах в двухстах отберега, где над коричневым косогором торчали пучки здешней то ли осоки, то ликамыша – зеленые стебли с бурыми шишками, – громоздился пирамидальныйштабель сетчатых шаров, внутри которых не прекращалось яростное шевеление,однако ни звука оттуда не долетало: похоже, эти создания никаких звуков неиздавали ни при каких обстоятельствах. Тут же стояла «палатка» – серебристаяполусфера, по уровню комфорта внутри превосходившая иные кремлевскиеапартаменты (где Кирьянов, конечно же, не бывал отроду, но смело бралсясравнивать), а рядом с ней тачка – матово-серый овал с загнутыми краями,десятком темно-вишневых кресел и простеньким пультом управления. Возле неелениво покуривали шофер Вася и оружейник Митрофаныч, седовласый бодренькиймужичок предпенсионного возраста, – вот о его прошлой жизни Кирьянов такничего и не знал до сих пор, субъект сей, говорливый и беззаботный, в иныхслучаях делался невероятно склизким, с шуточками-прибауточками вывертывался изрук, увиливал от вопросов так, что это и увиливаньем нельзя было назвать…

Оба они были в таких же скафандрах, но без шлемов, потомучто им-то в болоте бултыхаться не приходилось в силу бытующего на «точке»скрупулезного разделения обязанностей, протестовать против коего глупо инелепо. Моментально оживившись, почувствовав себя наконец нужным и необходимым,Митрофаныч браво прикрикнул:

– Ребятки, сдаем казенные стволы по принадлежности! Ине толпитесь вы, господа офицеры, душевно вас умоляю! По очереди подходим!Обер-поручик Кирьянов – одна единица… Точно, одна, принято… – Он бережно уложилпушку в зажимы на задней площадке тачки, кивнул. – Старший капитан Кац –одна единица… количество сданного количеству выданного соответствует…

Кирьянов, первым избавившийся от пушки, воспрянул духом:впервые за три дня у них потребовали сдать причиндалы – а это вполне моглоозначать…

Он нажал кнопочку, и шлем словно бы испарился, чтобы в любоймиг вновь материализоваться при необходимости – либо нажатием кнопки хозяиномскафандра, либо при внешней угрозе для жизни и здоровья.

Все семеро сверкали, как новоотлитые монументы – скафандрыволшебным образом избавились от потеков и пятен густой грязи.

– Шабаш, господа офицеры, – сказал Вася, сияябеззаботной ухмылкой. – Отработали…