— Значит, именно такой обломок мы сейчас и нашли? — догадались Прекрасные Школьницы.

— Именно. И трудно переоценить важность этой находки.

— А что, Арсений Павлович: раз форму нашли… Стало быть, возможно, недалеко и до самого кумира? — оживленно заметил Вениамин. — Истукана, которого в этой форме отливали, можем мы найти, как вы думаете?

— Возможно, возможно… — уклончиво ответил Корридов.

— Помните, как Корридов заволновался, — шепнул Владислав Сергеевич на ухо Китаевой, — когда в тот злополучный раз — перед тем как обнаружился труп Нейланда! — металлоискатель запищал?

— Нет… Не помню, — помедлив, заметила та.

Она вообще больше молчала, видимо, ошеломленная важностью находки, хотя обычно восторги ее переполняли.

— Ну да… — продолжал шептать Кленский. — Вас ведь в тот момент, кажется, не было на раскопе — вы ушли с Алисой купаться… Знаете, я думаю, Корридов еще тогда решил, что металлоискатель, заливавшийся на раскопе соловьем, подтверждает его надежды. Найти идола — об этом археолог может только мечтать…

— Да точно можем найти тут идола! — вдохновенно продолжал между тем Вениамин. — Арсений Павлович! «Идем на идола»! Не меньше!

— Полегче… — буркнул вдруг Тарас Левченко, довольно хмуро наблюдавший за происходящим. — Не вижу, чему тут можно радоваться.

— То есть? — удивился Вениамин.

— «Они не поклоняются ни бронзе, ни золоту, ни серебру, из которых сделаны их идолы. А лишь тем существам, которые вследствие священных заклинаний вселились в эти искусственные изображения и живут в них», — мрачно и внятно произнес Левченко.

— Напугал! Это что — цитата?

— Цитата…

— Кого цитируешь?

— Неважно. Могу только сказать, что наиболее точно и полно свойства языческих кумиров описаны у раннехристианских писателей.

— Вот как? Ты, кажется, подготовился…

— Так что, следуя их комментариям, должен предупредить, господа: идолы никогда не считались простыми символами и изображениями.

— Да ну!

— Божество живет в идоле. Вот в чем дело… Оно воплощено в нем. Потому идол и становится настоящим богом, способным давать, например, здоровье и счастье… Или, напротив, отнимать их.

— Точка зрения идолопоклонника!

— Не думаю, что эта истина существует только в воображении идолопоклонников.

— Ты, значит, и в самом деле думаешь, что это истина?

Тарас промолчал.

А Вениамин снова повернулся к Корридову:

— Нет, ну скажите, Арсений Павлович, разве не можем мы найти здесь и самого идола? А?

— Верно! — поддержал его Саша. — Раз нашли форму для отливки — значит, тут была когда-то мастерская, и, стало быть, не исключено…

— Не будем торопиться, — явно сдерживая какую-то потаенную радость, заметил Корридов. — На раскопе, конечно, заметны и ясно прослеживаются все признаки мастерской. И это, безусловно, обнадеживает… Как вы знаете, мы уже недавно нашли здесь глиняный сосуд для разливания расплавленной меди…

— Ага! Я помню: ковшик нашли — с ручкой и носиком, — оживился Миха.

— Именно такие ковшики — археологи их называют «льежки» — и предназначались для разливания расплавленной меди. Тот, что мы нашли, явно был сделан не для отливки небольших украшений — сережек, например. Для их отливки и ковшики делались очень миниатюрные. Вообще же обычно на месте мастерских находят сосуды разного объема. Но здесь…

— А вдруг это была мастерская самого жреца?

— Не лишено смысла… Знаете, ведь изготовление идола тоже было ритуалом. Строго регламентированным. Скажем, если полагалось, разбивая форму, сделать семь ударов, значит, только семь. Именно семь. Ни одним больше. Если мастер ошибся, значит, неправильный идол.

— Можно взглянуть?

Владислав Сергеевич взял из рук Корридова обломок формы.

— Кажется, на глине остался комочек меди! — заметил он, разглядывая находку.

— Вот как? Любопытно! — еще больше оживился Корридов.

— Но ведь это, по сути, брак. — Кленский задумчиво смотрел на приставший, прикипевший к глине комочек меди. — Сама медная фигурка, очевидно, была испорчена?

— Это не брак, — сказал Тарас. — Это… неправильный идол.

— Неправильный?

— Кстати, неправильные могут не помогать, а наоборот.

— Что значит «наоборот»?

— «Наоборот» значит «наоборот», — проговорил Вениамин. — «Не помогать» — это значит «вредить». Противоположное по значению слово.

— Или, например, погубить, — мрачно заметил Тарас Левченко.

— Погубить? — растерянно повторила Китаева.

— То есть ты бы не хотел заиметь такого божка? — засмеялся Саша, повернувшись к Тарасу.

— Не рискнул бы…

— Брось, Тараска, ты уж слишком серьезно все воспринимаешь. Речь идет всего лишь о медной фигурке, к которой следует относиться как к объекту науки или как к предмету искусства. Ты же не боишься статуи Венеры в музее? Хотя когда-то Венера вершила судьбы…

— Однако не будем забывать, что эти «предметы искусства» прежде всего есть атрибуты молитвы… — поправил Кленский.

— «Болваны бездушные в домах не для чего-де иного, как для украшения, поставляются», как сказали бы в старину? — вздохнул Тарас. — Так?

— Так!

— Ну-ну… «Говорят, самих тех богов отнюдь в натуре нет, и в том весьма заблуждаются», — многозначительно произнес Левченко.

— В чем заблуждаются?

— «Ибо натуральное и сущее бытие сии ветхие боги имеют».

— Натуральное и сущее бытие имеют? Это что — опять цитата?

— Цитата…

— Боишься, как бы и до нас древний истукан не добрался?

— А может, он уже и добрался?!

— До кого это?

— А Яша?

— Перерыв! — объявил, неожиданно прекращая спор, Корридов. — Пятнадцать минут отдыхаем!

Студенты, продолжая переговариваться, ушли купаться.

А Кленский подошел к Арсению Павловичу, который, присев на краю раскопа, отмечал что-то на планшете.

— Что им, в самом деле, нужно было от этих идолов? Что их волновало?

— Вы имеете в виду человека бронзового века?

— Да… Что они у своих богов просили?

— Что просили?

— Да… Что? Пропитания?

— Ерунда… Что пропитание! Они жили под девизом «будет день, будет пища». И она была! — Корридов кивнул на коробки с найденными во время раскопок костями животных, которые стояли на краю раскопа.